* * *

На моё счастье, я подошла к Хепберн-парку до того, как вконец стемнело.

Спускаться в длинной юбке по простыне и покрывалу достаточно низко, чтобы безболезненно спрыгнуть наземь, оказалось не особо удобно. Но я кое-как справилась, благо дома предпочитала не обременять себя нижними юбками. Не дожидаясь, пока Рэйчел втянет «верёвку» обратно в комнату, бегом двинулась к мосту через речку, а оттуда — в поля, кутавшиеся в сиреневый сумрак, к горизонту, ещё алевшему отблесками заката.

Меня никто не заметил, однако я перешла с бега на быстрый шаг, лишь когда Грейфилд остался далеко позади.

Вступив на крыльцо чёрного особняка, я замерла перед дверью, колеблясь. Оттягивая момент, когда мне придётся заявить о своём прибытии — и когда обратного пути не будет, — на миг оглянулась через плечо. Луна уже поднялась довольно высоко, но ночной мрак ещё не сгустился окончательно. Откровенно говоря, с момента, когда я вступила на территорию Хепберн-парка, мне стало куда спокойнее. Пусть тварь, убившая Элиота, и не была оборотнем, это не отменяло того, что она выла под моим окном, — и за время своего путешествия через вересковые пустоши я не раз встревоженно озиралась, высматривая возможного недруга.

Вновь устремив взгляд на дверь, я нерешительно потёрла ладони друг о друга: про перчатки при побеге я благополучно забыла. В домашнем платье из узорчатого сизого шёлка с рукавами чуть ниже локтя мне было немного зябко, но я подозревала, что виной тому не только лёгкость моего наряда.

Ладно, Ребекка. После всего, что было, проделав такой путь, ты всё равно не отступишь в последний момент. А раз так, к чему тянуть?

Коротко выдохнув, я сомкнула пальцы в кулак и решительно постучала.

Когда дверь открылась, лакей устремил на незваную гостью донельзя удивлённый взгляд.

— Доложите мистеру Форбидену, что прибыла мисс Лочестер, — вступая в просторный холл Хепберн-парка, очень уверенно велела я.

Впрочем, после того как слуга, подчиняясь, оставил меня в одиночестве дожидаться ответа, уверенности у меня вновь поубавилось. Настолько, что я насилу заставила себя не кинуться обратно к двустворчатым дверям.

Как Гэбриэл примет меня? Чем встретит, что подумает? Захочет ли вообще выслушать?

И — самое страшное — что ответит, если я решусь наконец высказать ему всё?..

Вернувшись, лакей слегка склонил голову:

— Прошу, мэм. Следуйте за мной, мистер Форбиден ждёт вас в гостиной.

Мосты за моей спиной вспыхнули — и, собрав волю в кулак, я направилась навстречу неизбежности.

Он ждал, стоя у камина в той самой комнате, в которой когда-то, безумно давно, поил чаем и развлекал одной из первых наших бесед. Сейчас здесь царил полумрак: просторную гостиную озарял лишь свет пламени, пляшущего на головёшках за витой чугунной решёткой, да приглушённое сияние бра над каминной полкой. При взгляде на плотно сжатые губы Гэбриэла мне снова захотелось развернуться и бежать — но, естественно, я не побежала.

Он не шагнул мне навстречу и не предложил сесть. И заговорил лишь тогда, когда лакей удалился, затворив за собой дверь.

— Мисс Лочестер. — Гэбриэл держал сцепленные руки за спиной, и голос его был холоден и отрывист. — Вы что, действительно пожаловали одна? В такой час? Пешком?

Памятуя, что молчание можно расценивать как знак согласия, я предпочла не отвечать. Лишь смотрела на него, пытаясь нащупать в себе точку равновесия, которая помогла бы мне обрести спокойствие.

Как высказать то, что я собиралась высказать, когда в его глазах крошится разноцветный лёд?

Но…

— Восхитительно. Скольким ещё монстрам и преступникам вы должны попасться, чтобы в вас наконец пробудилась хоть толика здравого смысла?

…Забавно, но этот лёд, и сарказм, и воспоминание обо всём, о чём он — да, он, пусть даже поневоле — вынудил меня думать, вновь заставили меня сердиться. А эта сердитость вытесняла и робость, и страх, возвращая мне решимость.

Прекрасный настрой для объяснения в том, в чём я собиралась объясниться.

— Ребекка, зачем вы пришли, да ещё одна? И, конечно, сбежали из дому? Если вы не в силах расстаться со своими сказочками, ищите для них другого антигероя. Теперь, когда нам обоим известна правда, я больше не намерен играть в ваши игры. Никогда не прощу себе, что поддался соблазну и позволил наше сближение, но я же и положу ему конец, если вы не можете. Так будет лучше и правильнее для нас обоих, — слова его смягчила усталость, но было уже поздно. — Я велю отвезти вас в Грейфилд, и…

— Я пришла одна, ибо вам бы вряд ли понравилось, если б я при всех сказала то, что хочу сказать, — голос мой прозвучал звонко и зло — и заставил его осечься. — Гэбриэл Форбиден… вы такой безнадёжный идиот, каких ещё не видывал свет.

Его лицо почти не изменилось, оставшись столь же неприступным, как в тот миг, когда я только вошла сюда. Однако теперь эта неприступность меня не пугала, и молчание того, кто никогда не лез за словом в карман, заставило меня испытать странное торжество.

— Вы серьёзно думали, меня испугает сам факт того, что вы убивали? Что без жалости пускали пули в лоб преступникам или обрекали их на виселицу? Что ваша жена-изменница погибла по вине одного из них, и нет, никак не вас? Вы считали себя недостойным меня из-за этого? — больше не колеблясь, я направилась вперёд, прямо к нему. — Так знайте: это невыносимо, смешно и не менее глупо, чем все мои фантазии об оборотне.

При взгляде на его холодное лицо горячность и громкость моих слов казались неуместными, но я знала, что всё делаю правильно, и не собиралась сдерживаться.

— Вы успешно очернили себя в собственных глазах, но со мной этот фокус у вас не пройдёт. И теперь, когда я знаю правду, у меня нет никаких причин сомневаться.

Я остановилась лишь тогда, когда до него остался только шаг. Застыла — вскинув голову, вздёрнув подбородок — так прямо, что, казалось, ещё немного, и ноги мои оторвутся от пола. Мне хотелось зажмуриться, ведь так было бы куда легче сказать следующие слова; однако я заставила себя держать глаза открытыми, глядя прямо на него, и лишь отчаянно впилась пальцами в собственную юбку, вонзив ногти в шёлковые складки на бёдрах.

Я знала, что это ужасно неприлично. Приличным людям полагалось объясняться туманными намёками, недомолвками и экивоками. И, естественно, я должна была дождаться его признания, но никак не наоборот.

Однако с ним я нарушала приличия уже так часто и так грубо, что это — не в счёт.

— Я люблю вас.

Это сказалось куда легче и тише, чем я ожидала. И в молчании, наступившем затем, стёршем время и остановившем часы, тикавшие на каминной полке, я увидела, как едва заметно дрогнули его светлые, будто заиндевевшие ресницы.

И только.

Казалось, моё дыхание и сердце замерли вместе с секундной стрелкой.