Он не шевельнулся, даже когда я выдохнула последние слова в его руку. Ощущение, что я сжимаю в ладонях недвижные, неживые пальцы мраморной статуи, заставило меня снова посмотреть на него.

Лицо Гэбриэла обратилось маской идеальной, бесстрастной, безупречной выдержки, но в зрачках полыхал тёмный огонь.

Когда он заговорил, тихие слова звучали так, будто каждое давалось ему с трудом.

— Я старше тебя на тридцать с лишним лет. В конце концов ты наиграешься и захочешь домой. Пожалеешь о том, что сейчас рядом с тобой не прекрасный молодой лорд. Но пути назад не будет.

— Мне не нужен этот путь. И не нужен никто другой.

Ещё пару мгновений перекрестье наших взглядов окутывала тишина, полная тягучего молчания и потрескиванья огня — куда менее яркого, чем пламя в глазах, блестевших напротив моих.

— К фоморам всё.

Это он почти выплюнул. Почти шёпотом, почти обречённо.

А в следующий миг рука его вырвалась из моих пальцев, и тонкие губы с силой накрыли мои.

Они были сухими и теперь — тёплыми. Они тоже были жёсткими и тоже не спрашивали разрешения: больше нет. Но если поцелуй Тома напомнил укус, ранил, причинил боль, то в этом странным, непостижимым образом мешались безжалостность и нежность, кружа голову пьяным миндалём, заставляя зажмуриться и поддаться, разомкнув губы в ответ. Я упала бы, наверное, если б стальные руки не обхватили мою талию; и той каплей сознания, что осталась у меня, не растворившись в миндальном бездумии, я поняла, что мои пальцы — они тоже не спрашивали разрешения, даже моего, — обвивают его шею, зарываются в светлые волосы на затылке, ослабив хватку чёрной ленты, притягивая его ещё ближе, так, чтобы между нами не осталось ни дюйма. Я порывисто привстала на цыпочки, а потом ноги мои вовсе перестали касаться пола: не отстраняясь, Гэбриэл приподнял меня, точно в вальсе, и повлёк куда-то сквозь темноту перед глазами. Опустив, почти рывком вжал в стену, очутившуюся за моей спиной, — и, запечатав губы поцелуем, пил меня, долго и неспешно, заставляя почти задыхаться; а я отвечала неловко, неумело, но с жадностью, которую никогда в себе не подозревала, на которую не думала, что способна.

Всё, что я есть, всё, чем хочу стать, всё, чем могу быть… всё это — его. Хочу отдать ему всё, что имею, хочу принадлежать ему, вся, без остатка: лишь бы он не отпускал меня, лишь бы держал ещё крепче, прижимая к себе, выпивая дыхание с губ. Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание, но он отрывается от моего рта, позволяя вдохнуть, — чтобы коснуться поцелуями волос, век, скул, щёк, словно желая покрыть меня ими целиком. Спустившись к шее, прихватывает губами кожу, делая со мной что-то невообразимое и невыразимое; и когда ладонь его скользит с талии на бедро, комкая в пальцах шёлк, задирая подол юбки, я глотаю воздух почти со всхлипом, не зная, почему не могу и не хочу его останавливать, не зная, что со мной происходит, не зная, как назвать то, что я чувствую, и почему мне так… так…

Он оторвался от меня резко, будто кто-то его окликнул. Дыша глубоко и мерно, обнял за плечи, вынудив опустить руки. Прижал к груди, и я ощутила дрожь его пальцев — ту же, что била меня.

— Подожди здесь, — едва слышно произнёс Гэбриэл, заставив меня взметнуть ресницы вверх. — Я велю заложить экипаж, тебя отвезут домой. — Приникнув губами к моим волосам, медленно выдохнул, и ладони его перестали дрожать. — Завтра вечером я приеду в Грейфилд просить твоей руки.

— Отвезут домой? — я не сумела скрыть разочарование в голосе: и тем, что он выдворяет меня так скоро, и тем — к моему стыду, — что прекратил целовать. — Сейчас?

— Да, сейчас. Ты ведь не собиралась уходить оттуда насовсем?

— Нет. — Я скосила глаза на окно. Мы стояли рядом с камином, и сквозь щель в задёрнутых гардинах проглядывал чёрный бархат сгустившейся ночи. — Но я могла бы остаться до утра, — неуверенно выговорила я, отчаянно не желая его отпускать. Не теперь, когда мне так тепло в его объятиях, когда между нами больше нет глупых надуманных преград. — Не до самого утра, мне надо вернуться, пока дома все спят… просто дождаться, когда станет хоть капельку светлее.

Ответом мне был тихий смешок.

— Твоя невинная наивность меня с ума сведёт. — Я не видела его губ, но слышала его усмешку. — Нет, Ребекка, ты не останешься до утра. Потому что я не эталон безгрешности, а ты не эталон бесчувственности. И если ты проведёшь эту ночь под моим кровом, полагаю, она пройдёт весьма приятно для нас обоих, после чего твоё возвращение в Грейфилд уже не будет иметь никакого смысла, а мистеру Лочестеру и правда не останется ничего, кроме как позволить нам пожениться. Однако я хочу хотя бы попытаться уладить всё честно, не пороча с ходу ещё и твоё имя.

Я к ужасу своему поняла, что изложенный им план не вызывает во мне особого отторжения. И часть меня отнюдь не страдает от перспективы не вернуться домой, зато радостно одобряет перспективу отныне больше с ним не расставаться.

Но поскольку это было слишком непристойно даже для меня, давно забывшей о пристойности, я неохотно кивнула, запрятав эти мысли и чувства как можно дальше.

— Завтра я попрошу твоей руки, — повторил Гэбриэл. — У тебя будет целый день, чтобы набраться смелости и объявить о расторжении вашей помолвки с лордом Томасом. Но когда после этого заявлюсь я… мне откажут, ручаюсь, а без благословения твоих родителей, как ты помнишь, нас не поженят. — Он легонько, едва ощутимо погладил меня по волосам. — Готова будешь снова бежать из дома?

— Бежать?..

— В Гретна-Грин. — Он хмыкнул, и в этом читалось что-то одновременно снисходительное и мальчишеское. — Любительница романов должна знать, зачем туда стремятся все несчастные влюблённые, чья страсть не встретила особого одобрения со стороны их почтенных семейств.

Конечно, я знала. Гретна-Грин был первым поселением на пути из Ландэна в Шотландию, расположенным по ту сторону границы. И поскольку в Шотландии для бракосочетания не требуется разрешение родных, там мы сможем пожениться без проблем и вопросов.

Я вспомнила другое видение из шара баньши: незнакомый храм, незнакомый жрец, соединяющий золотым шнуром наши руки, мои и Гэбриэла… и, ещё отчётливее осознав, куда ведёт дорога, которую я выбираю, улыбнулась.

— Только не в Гретна-Грин. После всех этих романов это так банально, — уверенно сказала я, не желая снова выглядеть романтичной дурочкой, вознамерившейся воплотить в жизнь одну из любимых книжных историй. Любой другой шотландский город тоже подойдёт, верно?

Он усмехнулся, и я поняла: он прекрасно угадал ход моих мыслей, и это его позабавило, хоть и вызвало одобрение.

— Как пожелаешь. — Чуть отстранившись, Гэбриэл взял моё лицо в свои ладони, чтобы пристально заглянуть мне в глаза. — Всё ещё уверена?

— Да. Я пойду за тобой куда угодно. — Вспомнив о том, как мой побег скажется на репутации нашего семейства, я ощутила себя неуютно, но, конечно, это не могло ничего изменить. — Бланш уже почти замужем, Джон от неё не откажется, и мой побег её не погубит, — добавила я, оправдываясь перед самой собой.