– Ну вот, хорошая девочка, – ободряюще похлопала я ее по боку. – И ошейничек, и поводочек, и намордничек – никто не придерется!

Хорошая девочка тяжко вздохнула от такого произвола и уселась на соседний стул.

И тут в холл влетела маменька.

– Явилась? – язвительно вопросила она.

– Ну, – буркнула я.

– Ну и доченьку мне Господь послал на старости лет! – запричитала она. – Мать в психушку сдать – ну мыслимое ли дело?!!

– Мать, – скучным голосом отозвалась я. – Вот смотри. Я с врачом договорилась, чтобы тебя отпустили, и в больничном листе поставили безобидное нервное расстройство, а вовсе не шизу. На работу не стыдно будет его принести. Ты могла бы мне хоть нервы не трепать, а? Мне и без тебя худо!

– Да с чего бы тебе худо-то было?! – закричала она. – Сладко поди ела, мягко спала, а я тут…

– А у тебя тут была отдельная палата, смахивающая на люкс в отеле, – отбрила я. – Не, серьезно, не трепи нервы, а? Я и так еле живая.

Мать подошла поближе, рассмотрела меня и охнула.

Я ее реакцию понимала. Голова в бинтах, под глазом фингал, нос распух, на шее отчетливые синие пятна от пальцев.

– Это что это с тобой, доченька? – дрожащим голосом спросила мать.

– Да так, – неопределенно буркнула я. – Тебя вообще как, выписали? Мы можем идти?

– Да вот, сейчас подойдет врач, больничный отдаст. А вещи санитары принесут, они их пакуют. Так что с тобой такое-то? Вот ведь так и знала, что твои темные делишки до добра не доведут! Пошла бы в педагогический, как я тебе и говорила! Не, ну мыслимое ли дело – ведьмой работать, а?

– Ой, мам, давай потом, а? – уныло произнесла я.

Чувствовалось, чьл придется матери рассказать про то, как все было. По сути, это мой долг, ибо не только я чудом жива осталась после многочисленных покушений, но и мать в психушку загремела.

Двери в приемную распахнулись, и дюжие санитары принялись укладывать около нас перевязанные бечевкой коробки. Гора их ширилась и высилась, и, наконец, я недоуменно спросила:

– А это что?

– Вещи мои, – пояснила маменька.

Я схватилась за голову.

Каким образом я все это уволоку?!!

Сухонький старичок в белом халате подошел ко мне:

– Магдалина Потемкина?

– Ага, я, – заморочено кивнула я.

– Вот вам больничный вашей матери, вот карта, – тут он с сомнением поглядел на мать и, понизив голос, сказал: – В случае обострения – не откладывайте, срочно к нам!

Я саркастически улыбнулась – мать как раз разорялась на всю больницу, что санитары криво перевязали коробки, и буркнула:

– Так у нее это обострение уже началось, что, не видите?

Врач понимающе улыбнулся.

– Ну, если вопросов больше нет…

– Есть, – перебила я его. – Не могли б вы нам машину дать служебную? А то барахло материно не знаю на чем увезти. Я заплачу.

Врач Святошу из-за коробок не видел, и потому легко согласился:

– Да, машины свободные есть, подождите, сейчас распоряжусь.

Тут двери, выходящие на улицу, распахнулись, и моим глазам предстал Дэн.

Он сделал пару шагов по инерции, увидел меня, недоуменно нахмурился и осведомился:

– Сбежала все же?

– А ты сам полежи день-деньской в кровати – волком взвоешь.

Святоша согласно провыла.

– И волчицу прихватила? – тяжко вздохнул он. – Солнце, ну и что мне с тобой делать?

– Правильно вы ее, Денис Евгеньевич, ругаете, – встряла мать. – Родную мать в психушку сдать!!!

– А что мне оставалось делать, если у тебя то парень в цветной фате на кровати сидит, то мужик с заячьими ушами борщ на кухне наворачивает?!! – психанула я.

Мать смутилась, опасливо оглянулась на врачей, внимательно прислушивающихся к диалогу, и тут же переменила тему.

– А почему ж ты, доченька моя любезная, родную мать даже ни разочка не навестила, а?!!

– А некогда мне было!

– И чем же ты была занята? – рявкнула в ответ мать. – Денис Евгеньевич вон чужой человек, да через день да каждый день ко мне приходил. Дочь, называется!!!

– А меня сначала отравили, потом утопили, – скучным голосом поведала я. – Потом придушили и под поезд скинули, в общем, непонятно как я жива осталась. А ты все это время в люкс – палате отлеживалась! Мать, называется! Пошли-ка, Святоша, отсюда!!!

Какое там! Святоша уже ластилась к матери, та небрежно гладила ее по шерстке – полное взаимопонимание. Тьфу!

Я так и думала, что они – два сапога пара.

– В общем, так! – железным тоном молвил Дэн. – Ругань прекращаем, загружаемся в машину и едем домой! Там все обсудим, не на людях же!

Люди в лице медсестры, санитаров и врача в это время внимательно нас слушали и на их лицах явно читались сомнения – а не оформить ли нас с матерью напару в пациенты, не отходя от кассы?

Мать у меня при всей стервозности очень неглупая женщина, и она тоже это поняла. Посему, нервно схватив поводок от ошейника Святоши, она бочком – бочком пошла на улицу.

Я вздохнула и схватила ближайшую коробку.

– Положи, – сухо велел Дэн. – Еще не хватало тебя снова в реанимации откачивать. Сам унесу.

Я снова села на стул, поражаясь тому, как, как мать могла за несколько дней накопить столько барахла, а?

Мать в дороге демонстративно молчала.

Дома она позавтракала приготовленной Сонькой курочкой, потребовала валерьянки, закатила глаза, схватилась за сердце и простонала:

– С места не сойду, пока мне все не расскажешь!

– Мам, ну чего ты, в самом деле, – промямлила я.

– И подробно! – рявкнула мать. – Должна ж я знать, за что мне такое горе!

– Ну, в общем, меня тут отравили, потом утопили, в общем, убивали капитально, да я не убилась, живучая больно, – глубокомысленно ответила я.

– Не-ет, милая, так не пойдет! – решительно сказала мать. – Давай-ка все сначала! С самого начала!

– Maa God, – наморщила я лоб. – А что ж было с самого начала – то?

– С самого начала – это Сонька приехала, – подсказал Дэн. – И влюбилась.

– Не, наверное, самое начало – это когда Сонька замуж вышла, – с сомнением перебила я его.

– Ты вышла замуж? – вскричала мать, глядя на племянницу. – Господи, что ж я Райке-то, матери твоей скажу? Ой, да впрочем что это я? Дочка-то у меня шутница знатная, а я и купилась!

Сонька уронила поварешку, попятилась от матери и быстро перевела разговор: