Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здрасти, – сквозь зубы процедила Тамара, демонстративно отвернувшись от Карины.
Благо той было все равно.
– Я тут вещи принесла. Ночнушку, белье, ну, в общем, все, что нужно. Клавдия Матвеевна у доктора. Сейчас придет – подменит вас.
– Я не просила! – Тамара уже даже не пыталась скрыть раздражение.
Не желая идти на конфликт, Карина оставила сумку на соседней пустой кровати и уже собиралась было уйти, как внезапно ее остановил слабый голос Люси.
– Почему он так со мной? Я же его люблю. И он… Он тоже говорил, что любит меня…
Тамара замерла. Ее моментально захлестнули обида и ревность. Ведь Люся рассказывала все это не ей, родной матери, а абсолютно постороннему им человеку!
– Люсенька, перестань. Может, Федя пьяный был. Может, еще чего-нибудь, – попыталась увещевать она.
Но Люся ее откровенно игнорировала, не сводя вопросительного зареванного взгляда с Карины. Девчонка напоминала побитого щенка.
Карина оценивающе взглянула на Люсю, на Тамару, а затем… Вместо того чтобы уйти, к великому недовольству Тамары, уселась на кровать напротив.
– Мой первый бывший тоже так говорил. Что любит… И я, знаешь, тоже его очень любила. И верила, – издалека начала Карина. – Пока он меня в один прекрасный момент с лестницы не спустил. – Ее слова звучали иронично-буднично, будто она рассказывала про поход в магазин. И все же сквозь них сочилась боль. – Я-то ничего. Оклемалась. А вот ребенка потеряла. И с тех пор у меня детей больше не будет… – прозаично закончила она.
На глаза Люси, в душе которой эхом отразился рассказ Карины, навернулись слезы. Ей надо было кому-то выплакаться, выговориться. Кому-то, но только не матери. И на это были свои причины.
– Я жить без него не умею, – едва слышно прошептала она.
– Доченька, успокойся, – начала было Тамара, но Людмила с надрывом перебила мать, не сводя глаз с Карины.
– Ведь только ему я и была нужна… Ему и больше никому!
– Люся! – с горечью вырвалось у возмущенной Тамары. Да как она могла вообще подумать такое! Как это «больше никому» не нужна?! А ей?! Тамаре?! Ответ на этот вопрос не замедлил ждать.
– …Потому что мама видит во мне только своего Петю.
Горечь, боль, обида, разочарование. И даже ревность. К родному отцу, которого она никогда не знала, – все смешалось в голосе избитой девчонки.
– Люсь!
– Знаешь, мне иногда кажется, что это… – продолжала откровенно игнорировать обиженно-возмущенную мать девушка, – что это я призрак, а папа живой. Ведь она же не видит меня! Не замечает. Для нее я только отблеск ее дурацкого Пети!
От этих слов стало страшно даже Карине, повидавшей на своем веку многое. Она и не подозревала, что в этой на первой взгляд избалованной, поверхностной девчонке все эти годы взращивалась такая боль.
О, да! Люся знала, что говорила. Вот только мать опять не хотела ее слышать.
– Люсенька! Да ты что такое говоришь? Ну, Люсь?! – чуть ли не запричитала возмущенная Тамара. Весь ее тон буквально требовал опровержения этих, как ей казалось, несправедливых слов.
– Правду, мама. Правду, – девушка сглотнула ком и снова перевела взгляд на Карину. Которая понимала…
– У меня раньше хоть семья была, – словно маленькая девочка, пожаловалась она Карине. К горечи внезапно начали примешиваться тепло и любовь, которые исходили от ее самых светлых детских воспоминаний. – Саша и Динка. Они же мне как родители были.
– Семья, – фыркнула, отвернувшись от дочери, Тамара. Ее душили слезы обиды.
– Мама же все время в командировках, – тем временем продолжала объяснять Люся. – Заболею, они в больницу. В школу на собрания всегда вдвоем. Но мама разрушила и это…
Место светлой ностальгии вновь заняла горечь.
– Люся… – Тамару захлестывала горечь несправедливой обиды. Да она же на нее жизнь положила! И для чего? Чтобы однажды услышать вот это?!
– А потом появился Федя, – игнорируя мать, продолжала девушка. С горечью усмехнулась: – Я ведь сначала назло ей с ним встречаться стала, чтобы она хоть как-то среагировала… Я же знаю, что он не подарок.
– Нет слов! – не удержалась, оскорбленно прокомментировала мать, снова отвернувшись от дочери.
– Но бесполезно… Мама и это мне с рук спустила, – в голосе Люси звучало неприкрытое разочарование. – А потом… Я и не заметила, как привыкла к нему. Привязалась. Привыкла к тому, что я кому-то нужна. Что меня воспринимают не как какого-то человека. А что я – это есть я. Понимаешь?
О, да! Карина прекрасно понимала ее! Выросшая без семьи, всю свою жизнь она сама только и делала, что искала взаимную любовь, понимание. Вот только нашла она ее в самом неожиданном месте – не рядом с очередным мужем-любовником, а рядом с друзьями – Динкой и Валерой.
– Я теперь не знаю, как жить дальше, – не выдержала, расплакалась Людмила. Ее с новой силой захлестывали боль и отчаяние, хорошо знакомые Карине.
– Люся! Да нормально жить! Ты что, одна, что ли?! – боевой голос Карины звучал жизнеутверждающе. – Сейчас оклемаешься, мы с Динкой тебя к себе заберем. Она ж тебя давно звала. Ну?!
Эти слова давали Люсе надежду, превращая ее снова в маленькую девочку, привыкшую быть рядом со старшими братом и сестрой. Точно знающей, что они защитят ее от всех невзгод.
– Звала, – тихо всхлипнула слегка повеселевшая Люся.
– Ты еще будешь счастливой! Вот увидишь!
Карина улыбнулась. С чувством, что ее миссия здесь выполнена, она было направилась у двери, но Люда поспешно остановила ее.
– Карин, не уходи, пожалуйста. Побудь еще немножко.
И Карина осталась. К досаде и ревности Тамары, которая, не выдержав, фыркнув, пулей вылетела за дверь.
Тамару душили слезы. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии, поэтому стремглав ринулась к выходу из больницы. Но далеко убежать не удалось. Она почти сразу столкнулась с пришедшей навестить внучку Клавдией Матвеевной.
Именинница, как и Карина, уже успела заехать домой – переодеться. Несмотря на то что еще пару часов Клавдия Матвеевна от души зажигала на своем юбилее, она уже была абсолютно трезва. Стресс и страх за младшую внучку сделали свое дело. Да и, если смотреть правде в глаза, чтобы быть веселой, Клавдии никогда не нужна была выпивка. Рюмку возле себя она держала скорее в качестве реквизита для тостов, чем реально пила из нее. Веселый, задорный характер был у нее в крови. Клавдия шла по жизни не с грустным сердцем. Однако в этот момент даже ее оптимизм был на исходе.
– Что случилось? – с содроганием вцепилась в бледную дочку Клавдия Матвеевна. В мыслях за одну секунду пролетел ворох самых худших предположений.