Фонарик выскользнул у него из рук и полетел вниз, осветив на миг свисающий сверху снегоход. Он свалился на самый край другого снежного уступа, так что свет упал на нечто, лежащее на самом дне пропасти. Нечто похожее на бесформенный сверток. А потом фонарик соскользнул и с металлическим стуком упал на дно ледяного колодца. И в ту же секунду стало темно.

Человек, лежащий в расщелине, медленно умирал.

Он откинулся на ледяную стенку, а на его бледно-сером лице застыла умиротворённая улыбка. Губы и веки посинели, а ресницы и брови обметала изморозь. Сверху на него падали снежинки, постепенно заметая тело и превращаясь в белые кристаллы на меховой шапке и торчащей из-под неё чёлке.

Жизненные функции постепенно угасали. Одна за другой. Сильная дрожь, из-за которой он едва не свалился с уступа, давно стихла. В приступе паники сердце несколько раз принималось бешено стучать, и время от времени он дёргался. Но и эти движения становились вялыми. Боль в пальцах рук и ног куда-то исчезла. Дыхание замедлялось и напоминало скорее слабые испарения, ледяными градинками оседавшие на губах. Сердце билось медленно. Путь от переохлаждения до смерти почти закончился. Приближался конец.

Он уже не слышал, как гудят лопасти вертолёта, прочёсывающего местность. Он не видел мощные лучи прожекторов, скользящие по льду в попытке обнаружить следы снегохода, которые вели к краю пропасти. И, конечно же, не догадывался о спасательной операции и о том, что происходило на высоте всего лишь нескольких метров над ледником, когда спасателя стали аккуратно спускать на верёвке в ледяную пропасть, где замерзал человек.

Из-за погоды поиски проходили нелегко. Утром ветер усилился. Над перевалом была такая турбулентность, что испугались даже видавшие виды спасатели. Пилот вертолёта, используя весь свой опыт и имеющиеся силы, пытался удерживать несущий винт вертолёта подальше от края пропасти. Это оказалось непросто. По спине у него градом катился пот. Ветер подбрасывал вертолёт, словно пёрышко.

Сначала надо было обвязать Кнута ремнём, чтобы он не упал, даже если уступ обвалится. Эта кропотливая работа осложнялась тем, что Кнут был без сознания и постепенно впадал в кому, вызванную сильнейшим переохлаждением. Спасатели работали медленно, но чётко и слаженно, не тратя впустую сил и не теряя ни минуты.

Наконец-то бесчувственное тело обвязали, и спасатель начал его закреплять, осторожно прицепив к ремню обвязку. Внезапно раздался скрежет металла о лёд. Снегоход соскользнул вниз, но книзу трещина сужалась, и поэтому он застрял в ней. Но спасатель даже и не взглянул наверх – время работало против него и ни единой лишней секунды у него не было. Спасатель передал по рации новое сообщение, на этот раз радостное: Кнута можно было поднимать. Как только Кнут со спасателем оказались на борту вертолёта, тот круто развернулся и нырнул в облака. Они возвращались обратно в Лонгиер, в больницу.

Носилки стояли на полу, а рядом в вертолёте сидели дежурный врач и медсестра Ханна. Оба пытались вернуть инспектора к жизни. Работали они собранно, а за годы работы движения у них были доведены до автоматизма.

Чтобы измерить температуру, в горло Кнуту аккуратно ввели зонд.

– 26,2, – в голосе Ханны звучал страх.

– Температура может и ещё упасть, – сказал врач, не отрывая взгляда от термометра, – когда руки и ноги снова потеплеют. Как бы нам его не потерять.

Комбинезон Кнута не промок, поэтому они решили его не снимать. Грелку, с виду похожую на зелёного осьминога, настроили на необходимую температуру и положили пострадавшему прямо на нижнее белье. Не успел вертолёт взять курс на Лонгиер, как врач уже растопил портативную угольную печку.

Безжизненное тело накрыли термоизолирующим одеялом, лоб и шею обложили грелками. Нос и рот закрывала маска, подающая тепло и чистый кислород. Сестра Ханна установила катетер, через который внутривенно подавалась тёплая жидкость. Врач и медсестра не обращали ни малейшего внимания на наблюдавших за ними во все глаза спасателей.

За весь перелёт Кнут очнулся лишь один раз и попытался что-то сказать.

– Подо… подо мной… нельзя… – он что-то забормотал, но так тихо, что слов было не разобрать. Сестра Ханна склонилась над ним.

– Они его видели. Не думай об этом. Задействовано всё управление. Подняты все службы. Они нашли его.

Когда вертолёт наконец приземлился рядом с больницей, во всех окнах горел свет. Весь немногочисленный персонал был наготове. Носилки с Кнутом скрылись за двухстворчатой дверью. Спасатели закрыли дверцу вертолёта и знаками показали, что можно взлетать.

– С Кронебреена за двадцать четыре минуты! – гордо сказал первый пилот второму. – В такую-то погоду это на рекорд тянет!

Слухи о находке на Кронебреене добрались до редакции «Свалбардпостен» задолго до того, как вертолёт с Кнутом на борту вылетел в Лонгиер. В тот день, когда Кнут отчаянно боролся за жизнь, лёжа на специальной больничной кровати с подогревом, сотрудники криминальной полиции и представители прессы уже заказали билеты на вечерний самолёт с материка. И вновь начался цирк.

На этот раз Хьелль Лоде отказался меняться сменами с Туре Айкером.

– Пусть сам разбирается, – пробурчал он – в кои-то веки недовольно, – почему каждый раз, когда происходит что-то серьёзное, он пытается улизнуть?

Анна Лиза Исаксен совсем расклеилась. Увидев, как Кнута доставили в больницу, она заплакала, но зато ей удалось, хоть и мельком, взглянуть на него. Вернувшись на работу, она умолчала о том, что Кнут больше похож не на живого человека, а на фарфоровую куклу. Анна Лиза с головой погрузилась в работу, которой теперь, с приездом криминальной полиции и журналистов, значительно прибавилось.

Губернатор Берг закрылся у себя в кабинете и, мучаясь от угрызений совести, пытался найти оправдание на тот случай, если кому-нибудь вздумается высказать в его адрес обвинения. Но в конце концов он, на радость Анне Лизе, решил, что поскольку он сейчас всё-таки находится в Лонгиере, то должен ответить на вопросы журналистов, по крайней мере, тех, кто представляет крупнейшие телеканалы и газеты. Большинство согласилось, что впечатление он произвёл неплохое. Ханс Берг со страдальческим выражением на вытянутом лице вызывал явную симпатию, а на вопросы – даже на самые невообразимые – отвечал коротко и четко.

Фотографий Кнута прессе пока ещё не предоставили, как, впрочем, и объяснений, почему ему вдруг вздумалось отправиться на Кронебреен. Через несколько дней большинство из тех, кто читал газеты и смотрел телевизор, полагали, что Кнут поехал туда по собственной инициативе. Губернатор решительно опроверг это утверждение. Он расточал Кнуту похвалы за независимый и самостоятельный подход к работе, а общественность хвалила губернатора за лояльность. Создавалось впечатление, будто он пытается защитить своего подчинённого. Неожиданно для самого себя губернатор Берг стал вдруг героем Лонгиера, чего прежде с ним никогда не бывало.