– Эдик, зачем… – это дочь.

– Агния, я не могу, не могу… – Орехов.

– Что у вас там происходит? – заорал Борис Николаевич, садясь на кровати.

Выстрел. Опять крики. Хруст – словно кто-то наступил на телефон каблуком. Короткие гудки.

Борис Николаевич посмотрел на свой мобильный. На экране мерцала надпись: «Связь прервана».

И что все это значит?

Эдуард Орехов только что убил его дочь?

Агнии нет больше?..

* * *

Эдуард не собирался стрелять в Марину. Просто она очень мешала ему. Вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Марина замолчала, затихла и больше не лезла к нему со своей дурацкой любовью… Навязчивая, как муха! А муху можно и прихлопнуть…

Эдуард выстрелил, потом отвлекся на мгновение – и Агния, стоявшая рядом, куда-то исчезла. Растворилась в воздухе. Вот только что была тут, в коридоре, – и неожиданно пропала!

– Эдик, не надо, – произнес Михаил Михайлович, осторожно приближаясь. – Эдик, посмотри на меня. Все хорошо. Все еще можно исправить!

Но Эдуард не стал слушать друга. Он уловил голос Агнии – за портьерой, напротив. Она с кем-то говорила по телефону. За портьерой находилась комната.

Эдуард рванул тяжелую ткань, влетел в соседнее помещение – это была бильярдная. В углу стояла Агния, прижимая к уху мобильный.

– Эдик, зачем… – с тоской произнесла она, опустив руку с телефоном.

– Агния, я не могу, не могу… – начал Эдуард. Он хотел сказать: «Я не могу без тебя».

В этот момент, чуть не запутавшись в портьере, в бильярдную ворвался и Михаил Михайлович:

– Эдик, Эдик, Эдик, что ты делаешь!..

Эдуард не хотел стрелять в него – но друг тоже мешал. Пусть и он замолчит, пусть и он – не мешает!

Эдуард снова нажал на спусковой крючок – Михаил упал, зажимая рану на ноге.

Агния с ужасом смотрела на Эдуарда. Выронила телефон.

– Агния… – Эдуард подошел к ней, наступил на телефон – тот хрустнул под его ботинком.

Сзади, в коридоре – крики. «Господи, и эти мешают… Отстали бы раз и навсегда!»

Эдуард выглянул в коридор – толпа с криком отшатнулась, но никто и не думал разбегаться:

– Не надо его провоцировать…

– Эдик, остановись, что ты делаешь!

– Да уберите вы пистолет, заденете еще кого…

– Не стрелять!

У кого-то из гостей, видимо, тоже имелось при себе оружие, но стрелять в такой толпе было опасно…

Эдуард нырнул обратно в бильярдную. Агнии там уже не было. В противоположном конце комнаты колыхалась другая портьера – значит, там тоже дверь. Эдуард побежал туда. Еще коридор. Дверь.

Кухня.

Повара, увидев Эдуарда с оружием в руках, с криками рванули из помещения. Загрохотала кастрюля, прыгая по кафельному полу…

Осталась только одна женщина, немолодая, в грязном белом халате, с седыми волосами, выбившимися из-под косынки, в красных резиновых перчатках по локоть. В руках у нее была губка, с которой ей прямо на тапочки капала мыльная пена…

Судя по всему, эта женщина была посудомойкой. Она – единственная, кто не испугался Орехова. Даже наоборот – она сейчас шла прямо на него.

– Урод… Чего пистолетом-то машешь?! – зло сказала женщина. – Ишь, думает, все ему можно! Ми-ли-ция, тоже мне…

Эдуард моментально ощутил ненависть к этой тетке. Сколько таких, как эта женщина, он видел – ненавидящих людей в форме! Ненавидящих всех людей. Весь белый свет…

– Заткнись, тварь, – сказал ей Эдуард.

– А вот не заткнусь! Меня не напугаешь… Сами вы все твари! Толку от вас! Бандитов защищаете, а на простых людей наплевать! Лишь бы деньги с кого содрать! Взяточники, оборотни. Работать не хотите… Человека найти не можете! Двадцать лет почти в розыске, а так и не нашли мою девочку… Где она, где?! – исступленно закричала тетка. Глаза у нее были белые, совершенно безумные. От ее крика зазвенело в ушах… Эдуард поднял руку и, не раздумывая, выстрелил.

Тетка упала, лужа крови стала растекаться под ней, заливая белый кафельный пол.

Эдуард побежал в другой конец кухни, выскочил на задний дворик. Здесь было тихо, деревья подсвечены вечерным оранжевым солнцем. Там, за деревьями, мелькали чьи-то силуэты – это люди бежали прочь от ресторана.

Но где же Агния?..

Эдуард стремительно обошел дворик, уперся с улицы в стеклянные двери супермаркета – тот находился в одном здании с рестораном. Может быть, Агния там?

Он вошел внутрь. Здесь, судя по всему, только что узнали о стрельбе в ресторане – люди, увидев Орехова с пистолетом, сразу же ломанулись назад, куда-то в глубины магазина. Визжали женщины, сталкивались в проходах тележки, падали товары с полок…

Люди были отвратительны. Они мешали. Они мешали Эдуарду не только тем, что суетились, не давали отыскать Агнию. Они мешали в принципе. Глобально. Зачем они вообще родились на свет – эти глупые, бессмысленные, злобные, трусливые существа?.. Зачем Бог тратил время на их создание? Только сейчас Эдуард осознал размеры своей ненависти к людям.

Много лишних. Очень много.

Самый ненужный – это Харитонов, конечно. Несколько дней назад Эдуард беседовал с ним.

«Послушай, Гриша… Мы никогда с тобой не были врагами. Давай и сейчас попробуем договориться. Забудь об Агнии».

«Я не могу. Глупый разговор».

«Глупый? – возмутился Орехов. – Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, если ты не оставишь Агнию в покое…»

«Орехов, ты испортил жизнь Марине, а теперь взялся за Агнию? Ну уж дудки, Агнию я тебе не отдам!»

«При чем тут Марина? Я эту Марину никогда не любил, сдалась она мне…»

«Послушай, Эдик, Агния тебя не просто не любит, она тебя – боится! Ты что, думаешь, сможешь заставить ее себя полюбить?»

«Заставлю. Если ты не будешь лезть!» – ответил Григорию Эдуард.

«Я буду лезть, – вспылил Харитонов. – Я не хочу потерять Агнию – как Марину когда-то…»

«Вот и бери себе Марину!»

«Мне не нужна Марина! Мне нужна Агния!»

«Всем нужна Агния, – зло сказал Эдуард. – Только я ее никому не отдам. Мое. А ты, Гришенька, еще попляшешь…»

«Ты не можешь заставить женщину полюбить тебя. Ты… Ты наказан, Орехов, самой судьбой. Жизнью наказан! Ты отверг Марину, теперь Агния отвергла тебя. Тебе больно? Ты не можешь смириться? Всем больно. И мне было больно… И Марине было больно!»

«И что теперь делать?!» – возмутился Орехов.

«Терпи, – со странной улыбкой произнес тогда Харитонов. – Терпи, Эдик!»

Вот такой был разговор у Эдуарда с Харитоновым. Харитонов отказался помочь – что ж, пусть теперь сам терпит, в местах не столь отдаленных. Подбросить Харитонову в дом наркотики оказалось совсем несложно.