В мае 1951 года король чувствовал себя достаточно неплохо, чтобы открыть Фестиваль Британии, и вместе с королевой, в сопровождении конной гвардии, проехал в открытом экипаже по улицам Лондона. «Не время падать духом, – заявил он со ступеней собора Святого Павла. – В этом празднике я вижу символ беспримерного мужества и стойкости Британии». Но многие из тех, кто мог близко наблюдать короля во время службы, заметили его совершенно больной вид – и действительно, в тот же вечер он слег с гриппом.

Георг выздоравливал долго, да к тому же мучился от постоянного кашля; поначалу у него диагностировали катаральное воспаление левого легкого и начали лечить пенициллином. Но симптомы не исчезали, и в сентябре у короля обнаружили злокачественную опухоль. Хирург Клемент Прайс Томас, специалист по онкологическим заболеваниям, сказал королю, что легкое нужно срочно удалять, хотя, по правилам того времени, умолчал об истинном диагнозе – раке.

Операция прошла через восемь дней и закончилась успешно. Опасались, что будут затронуты нервы гортани и тогда король сможет говорить разве что шепотом. Страхи оказались беспочвенными. Уже в октябре король писал матери, что, к счастью, никаких осложнений не последовало, но и здоровым назвать его было нельзя. В ноябре на церемонии открытия парламента тронную речь вместо короля читал лорд-канцлер Саймондз. Зазвучали предложения, чтобы и рождественское обращение монарх тоже не читал. Как писала Daily Express[210], рассматривался вариант, что это сделают его супруга или принцесса Елизавета. Король не согласился, хотя было понятно, как ему будет трудно. Он якобы сказал: «Может, через год моей дочери и представится такая возможность. А теперь я хочу говорить с народом сам». Твердое намерение короля выступить лично – чего он раньше просто терпеть не мог – сделало эти несколько вечерних минут 25 декабря одной из важнейших вех общенационального календаря.

Врачи все же предупредили, что прямая трансляция может оказаться непосильным испытанием. Поэтому пошли на компромисс: король записывал обращение отрывками, иногда по одному предложению, некоторые повторял по нескольку раз, добиваясь удовлетворительного результата. Полный текст обращения звучал чуть менее шести минут, но работа над ним заняла без малого два дня. То, что получилось, было далеко от идеала: из-за небрежного редактирования слушателям казалось, что король говорит как-то непривычно быстро. Для короля же это было гораздо лучше, чем все остальные варианты. «Страна услышит мое обращение, хотя оно могло бы выйти и получше, – сказал он звукоинженеру и представителю руководства Би-би-си; только им двоим было разрешено присутствовать на прослушивании окончательного варианта перед трансляцией. – Спасибо вам за терпение».

Письмо, которым король ответил Логу на ежегодное поздравление с днем рождения, подтвердило, что в дни перед записью настроение у него было не из лучших. Послание оказалось последним в их переписке и особенно трогательным оттого, что и Лог тогда уже не мог похвалиться здоровьем.

Король писал:

Лог хотел ответить после рождественской передачи, но не успел, потому что 28 декабря снова попал в больницу. Он написал лишь 19 января, когда его выписали домой, в квартиру на Принсез-Корт.

Новый год король и королева тоже встретили в Сандрингеме. Нота надежды и уверенности из его рождественского обращения, казалось, зазвучала в полную силу. Король почувствовал себя настолько хорошо, что снова начал охотиться, и врачи, осмотрев его 29 января, остались вполне довольны ходом выздоровления. На следующий день королевская семья отправилась в театр «Друри-Лейн» на мюзикл Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстина «Юг Тихого океана». Этот выход был почти торжественным и потому, что король чувствовал себя лучше, и потому, что утром принцесса Елизавета и герцог Эдинбургский отправлялись в Восточную Африку. Увы, улучшение оказалось призрачным: через неделю короля не стало.

Его смерть сделала возможным разговор о том, что редко обсуждалось при его жизни: о заикании, которое было для короля тяжелым бременем, и о важности роли Лога, который помог в его преодолении. К счастью, направление этой дискуссии задал Джон Гордон, журналист, гораздо лучше других осведомленный об отношениях этих людей; 10 февраля почти всю первую страницу Sunday Express заняла его статья «Король: нерассказанная история» (The King: a Story That Has Never Been Told). В ней Гордон обстоятельно рассказал о «человеке, который, приехав в Лондон никому не известным… давал королю силы говорить», начиная с самой первой встречи на Харли-стрит почти тридцать лет назад, и делал вывод, что отношения короля с Логом «гораздо важнее для правильного понимания его характера, чем что-либо другое в его правлении». Более короткий и менее заметный материал, опубликованный в тот же день в Sunday Pictorial неким «специальным корреспондентом», разъяснял читателям, чем занимался Лог, «единственный человек, посвященный во все секреты драматичной и мужественной борьбы короля с тяжелым заиканием». Обе статьи разошлись на цитаты и были перепечатаны в газетах Австралии, которые не преминули отметить важность работы и роль своего земляка.

Лога, воплощенную осмотрительность, напрямую не цитировала ни та ни другая газета, хотя трудно было представить, чтобы его старый друг Гордон писал свою статью в одиночку. И все-таки кое-что он рассказал пятнадцатилетнему Алану Элиоту, своему пациенту из Северной Ирландии. «Сейчас я переживаю ужасно тяжелое время, но радуюсь, что мой король ушел спокойно и ничто его больше не мучает, – писал он за день до похорон. – Он был превосходнейшим пациентом».

Своими мыслями Лог поделился в письме вдове короля, написанном 26 февраля, почти через три недели после смерти ее супруга. Он упоминал о «чудесном письме», полученном от короля в декабре, сожалел, что собственная болезнь помешала ему ответить вовремя, и опасался, что король не успел прочесть его ответ. Лог писал: