где собираются единомышленники? Как бы не так! Думаю, самым точным определением будет «психиатрическая больница». Со своим отделением для буйных и главврачом, который отличается от пациентов лишь тем, что первым надел халат.

Как ни странно, но у поклонников даже одного артиста нет ничего объединяющего. Потому что каждый любит придуманного лично им человека. А фантазии, разумеется, совпасть не могут, ни с реальностью, ни друг с другом. Одной нужен добрый и заботливый папа, мудрый наставник в творчестве и просто по жизни. Другая придумала себе идеального мужчину, потенциального любовника, который исполнит все её желания. Третья, наоборот, считает, что уж он-то, небожитель с эстрадного Олимпа, не такой, как пацаны из соседского двора, он не полезет к ней под юбку, случись у них рандеву. Он будет вдохновенно читать ей всю ночь стихи, а на рассвете заплетать ей косы и укутывать её тёплым пледом. Что, безусловно, куда романтичнее и выше, чем какой-то банальный секс. Четвёртая свято верит, что все песни он поёт только для неё, и когда она присутствует на концерте, он смотрит лишь ей в глаза. А для пятой он просто святой, и не вздумайте ей сказать, что господин артист иногда ест, пьёт, ходит в туалет и даже ругается матом. Она вам всё равно не поверит.

А теперь представьте, что все эти люди собираются в одном месте. И пытаются общаться, обсуждать творчество, дружить. Потому что вроде как положено, они вроде как команда. И не получается ровным счётом ничего. Более того, пытаясь доказать, что именно её Туманов правильный и настоящий, каждая готова перегрызть другой глотку.

Нет никакой дружбы внутри фан-клубов, это миф. И быть не может. Что касается конкретно нас, мы вскоре научились молчать. Молча смотреть его записи, слушать песни, читать интервью. Не реагировать внешне, что бы он ни сделал: записал песню для какого-нибудь дома отдыха или спел гимн заправочной станции в дальнем Подмосковье, переврал собственную биографию на телевидении или дал поражающий философской глубиной комментарий по какому-нибудь политическому вопросу, в котором совершенно не разбирается. Мы превратились в настоящих стоиков, выдерживающих «покер фейс», что бы наш любимый артист ни выкинул. Потому что стоило кому-то поделиться собственным мнением на сей счёт, начиналась свара. Со стороны такой молчащий фан-клуб выглядит как минимум странно. Создаётся ощущение, что поклонникам плевать на новые песни, альбомы и концерты. Но это не так. Просто каждый предпочитает не расставаться с собственными иллюзиями — беречь «своего» Всеволода Алексеевича от чужого, конкурирующего взгляда и мнения.

Так мы и жили, каждый в своей сказке. И он так жил, в своей. В святой уверенности, что у него многомиллионная армия поклонников, которые и наполняют если не стадионы, то хотя бы дома культуры, где он выступает. А на самом деле нас оставалась всего лишь жалкая кучка. Но мои девчонки, конечно, выделялись на общем фоне.

* * *

Хуже погоду для проведения вокального конкурса на улице придумать было сложно — дождь лил не прекращаясь ни на минуту, а порывы ветра так и норовили сбить с ног. По крайней мере Сашку, да и Нурай вместе с огромным букетом, который она тащила. Всеволод Алексеевич, надо полагать, на ногах устоит, а вот за более стройных конкурсантов Сашка бы не поручилась. Она до последнего надеялась, что конкурс отменят или перенесут. Это же верный способ заболеть, петь по такой погоде! Но скорее Москва-река потечёт в обратном направлении, чем Туманов откажется от задуманного. С утра Тоня отзвонилась и сообщила, что всё в силе и она ждёт девчонок, даже добыла для них пропуски в «вип-зону», то есть на территорию, предназначенную для артистов.

Палатки на этой самой территории шатало из стороны в сторону, дождь стекал по покатым крышам и образовывал лужицы, дорожек на футбольном поле не предполагалось, и господа артисты хлюпали по грязи концертными туфлями. Предусмотрительная Сашка надела армейские ботинки, и была, похоже, единственная здесь с сухими ногами. Зрители жались друг к дружке на открытых трибунах, спасаясь зонтиками и припасёнными горячительными напитками. Хмурые телевизионщики выставляли камеры и ругались, что техника может испортиться. Конкурсанты дрожали в тонких концертных нарядах, накидывая поверх них куртки.

Довольной жизнью выглядела тут только Нурай. Вот у кого глаза сияли от счастья. Она предвкушала и выступление Туманова, и особенно посещение «вип-зоны» с возможностью подойти к нему.

Тоня побыстрее увела их в палатку для персонала.

— Вы на трибунах насмерть замёрзнете, — заметила она. — Хоть до начала тут погрейтесь. А вообще Севушка только через два часа петь будет, после всех конкурсантов. Так что можете греться до самого его выхода. У нас и чайник есть, сделать вам чаю?

— Да я сама. — Сашка воткнула вилку чайника в удлинитель. — Ты к нему иди, а то хватится — скандал будет.

— А что скандал, — пожала плечами Тоня. — Я его уже одела и накрасила. Он там Ренату мозг выносит. Так что мне тоже налей чайку. Нюра, ты будешь?

Но тут выяснилось, что Нурай в палатке нет. Сашка осторожно отогнула полог, стараясь, чтобы на неё с крыши не потекла вода, выглянула наружу, покачала головой.

— Ты посмотри, она уже гуляет! Под дождём. Напротив — это его палатка?

Тоня кивнула.

— Его и Рубинского.

— Ну всё, теперь Нюрку оттуда не оттащишь. Будет ждать, пока его светлость выйдет.

— Зачем? Ей автограф, что ли, нужен?

Сашка вздохнула, взяла закипевший чайник, стала разливать кипяток по пластиковым стаканчикам.

— Не знаю я, что ей нужно. По-моему, быть поближе. Попадаться на глаза почаще. А что конкретно она от него хочет, я так и не понимаю.

— И зачем ты её притащила? — Тоня откинулась на стуле, сделала глоток чая и прикрыла глаза — спать в такую погоду хотелось невыносимо.

— Я притащила? Ты сама её позвала. И потом, ну пусть нарвётся один раз на нашего добрейшего Всеволода Алексеевича. Может, поумнеет.

— Я в целом.

— А в целом она сама приехала! Бросила там, в Баку, больную мать, работу, вообще всё — и приехала.

— Ты её поддерживаешь. Пустила к себе жить. Зачем?

Сашка вздохнула. Дико хотелось курить, но от одной мысли о выходе на улицу пробирала дрожь.

— Она наша, Тонь. Такая же.

— Да ну?

— Говорю тебе. Севушка — единственное хорошее, что в её дерьмовой жизни было и есть.

— Но ты же понимаешь…

— Понимаю. Пусть теперь она поймёт. На собственном опыте.

Промокшая до нитки Нурай вернулась в палатку, и разговор резко прекратился.

— Там начинается уже! — сообщила она. — Всеволод Алексеевич на сцену пошёл!

— Куда он