И вот теперь, в этот рассветный час, лес нес мир и покой ее душе, а пение птиц помогало справиться с сумятицей в голове. Лечило и успокаивало.

– Осторожнее. Смотрите под ноги. – Шедший рядом с ней Байрон указал на змеящиеся по земле толстые корни.

Она поправила висевшую на поясе корзину с грибами и замедлила шаг, чтобы положить ружье на плечо.

– Ничего не понимаю. Я вроде бы научилась целиться. И вполне навострилась стрелять по банкам. Могу даже попасть в кирпич с тридцати футов. Но здесь почему-то не успею я поднять ружье, как мои мишени моментально исчезают.

– Может, вы производите слишком много шума, – ответил Байрон. – И, сами того не подозревая, пугаете добычу.

– Не думаю, – ответила Изабелла, обходя заросли крапивы. – Я очень тихо.

– Скажите, а на охоту вы отправляетесь в положенное время? Ведь их тут просто великое множество.

– Поздним вечером, как вы и велели. Или рано утром. Байрон, их здесь действительно хватает. Я вижу их повсюду.

Он протянул ей руку, чтобы помочь перебраться через канаву. Изабелла с благодарностью приняла помощь, хотя, если честно, больше в ней не нуждалась. За последние несколько месяцев она окрепла и накачала мускулы от хождения по пересеченной местности, подъема тяжестей и бесконечных малярных работ. И если раньше она знала о своем теле лишь то, что ее рука может держать скрипку, то теперь не могла нарадоваться своей отличной физической форме.

– И вы больше не надеваете вашего ярко-синего пальто, – заметил Байрон.

– Нет. Я больше не надеваю своего ярко-синего пальто, – ухмыльнулась Изабелла.

– А вы учитываете направление ветра? – спросил он. – Если вы идете за ними по ветру, они учуют ваш запах гораздо раньше, чем вас увидят. Как бы осторожны вы ни были.

– А это мне зачем? – поинтересовалась она, показав на тонкий зеленый шарф, которым он велел обмотать шею.

– Маскировка. Чтобы кролик не видел вашего лица.

– Значит, чтобы он меня не узнал? – рассмеялась она. – Это что, вроде капюшона палача?

– Хотите верьте, хотите нет, но кролики очень смышленые. Ни одно животное не умеет так хорошо чуять хищников.

Изабелла проследовала за ним до опушки леса.

– Надо же, в жизни не подумала бы, что я хищник!

Сегодня он не взял с собой собак. Слишком уж они возбуждены по утрам, сказал он, когда она, еще полусонная, открыла ему заднюю дверь. Спугнут любую дичь в радиусе пяти миль. Он явно давно ее ждал, хотя она просила зайти за ней около половины шестого.

Уже в третий раз он составлял Изабелле компанию, причем всегда рано утром, до начала работы у Мэтта. Сразу после рассвета лучшее время суток, сказал Байрон. Они видели молодых оленей, барсуков, лисицу с лисятами. Байрон показал ей фазанов, которых разводил для хозяина соседней фермы. Яркое оперение этих птиц плохо сочеталось со сдержанным зелено-коричневым ландшафтом; они напоминали индийских раджей, решивших почтить визитом английскую глубинку. Байрон надергал дикого щавеля и сурепки, нарвал листьев боярышника с живых изгородей, а потом рассказал Изабелле, как еще ребенком по дороге в школу лакомился лесными растениями. Однако Байрон не стал подносить дары леса к ее губам, как непременно сделал бы Мэтт, а осторожно положил их ей на ладонь. Изабелла избегала смотреть на его руки, она старалась не видеть в нем мужчину, поскольку боялась разрушить те хрупкие отношения, что между ними установились.

Байрон рассказал ей, что в свое время собирался стать учителем; ее неприкрытое удивление вызвало у него улыбку.

– Думаете, я не гожусь для этого дела? – спросил он.

– Ну что вы! Просто я ненавижу давать уроки игры на скрипке, и мне трудно представить, что кому-то на самом деле хочется учить детей. – Она подняла на него печальные глаза. – Но вы действительно умеете с ними обращаться. С Тьерри. Из вас получился бы хороший учитель.

– Да, – помедлив, кивнул он. – Это мне подходит.

Он не сказал, почему передумал быть учителем, а она не стала допытываться. Если человек имеет возможность жить здесь, вдали от условностей и соблазнов большого города, то подобный выбор вполне оправдан. Она чувствовала, что Байрону приятно проводить время с ней вдвоем: он сразу становился более разговорчивым и непринужденным. Возможно, потому, что он стал более раскованным, а возможно, потому, что ей не с кем было поговорить, она поделилась с ним своими опасениями насчет дома.

– Все очень сложно, – начала она, – потому что мне нравится жить здесь. И мне трудно представить себе, как я смогу вернуться в город. Но иногда мне кажется, что Испанский дом нас доконает.

Байрон, похоже, что-то собрался сказать, но вовремя прикусил язык. Ничего удивительного, подумала Изабелла. Он ведь работает на Мэтта.

Наконец Байрон небрежно обронил:

– Дом очень большой.

– Это не дом, а самая настоящая денежная яма, – уточнила Изабелла. – И он буквально съедает все мои сбережения. И мне очень хотелось бы, чтобы Мэтт в конце концов закончил ремонт. Байрон, я прекрасно понимаю, вы на него работаете, но меня его присутствие… начинает слегка напрягать. Я с удовольствием продала бы дом и переехала в место, более удобное для жизни, но Мэтт уже так много снес… Не осталось ни одной комнаты, которую бы он не тронул. У нас до сих пор нет нормальной ванной. Словом, в таком виде дом продать невозможно, а без этого мне не собрать достаточно денег, чтобы купить что-нибудь приличное. Но вся хитрость в том, что я не могу позволить Мэтту продолжать. Мне это больше не по карману. Даже если перейти на подножный корм. – Она показала на грибы в корзинке. – Мы на всем экономим, но сэкономленных денег едва хватает, чтобы заплатить ему за неделю работы. – Изабелла вспомнила об идиотском послании на автоответчик, разбудившем ее накануне ночью. Она поспешно стерла запись, чтобы дети, паче чаяния, не услышали этот бред. Мы можем быть счастливы вместе, сказал он, словно он вообще хоть что-нибудь о ней знал. – В любом случае безвыходных положений не бывает. Я уверена, как-нибудь выкручусь. – Она храбро улыбнулась, чтобы Байрон не заметил слез в ее глазах. – Может, я когда-нибудь освою сантехническую премудрость и собственноручно установлю ванну.

Шутка была неудачной, и Байрон не стал смеяться. Дальше они шли уже молча. Неужели я его смутила? – спрашивала себя Изабелла. Она заметила, что у Байрона заходили желваки на скулах.

– Какое великолепное утро! – Изабелла наконец нарушила молчание, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Конечно, жаловаться на его начальника было не слишком деликатно с ее стороны. – Здесь так хорошо, что я готова сколько угодно пропадать в лесах.

Байрон согласно кивнул:

– Да, в лесу на рассвете порою кажется, что ты единственный человек на планете.

Изабелле было понятно, что он хочет сказать. Иногда по утрам, подобным этому, она радовалось своей оторванности от цивилизации, испытывая едва ли не первобытное чувство удовлетворения от возможности возвратиться домой с очередной добычей. Ведь умение правильно пользоваться дарами леса существенно облегчает жизнь.