– Господи, как же я по тебе соскучилась, – осыпая его поцелуями, приговаривала она. Ее дыхание отдавало освежителем для рта. Интересно, и когда это она успела? – Так что ты собирался мне сказать? А я уж грешным делом решила, что ты меня бросил. – Ее руки воровато прокрались ему под футболку. – Ненавижу, когда тебя нет. Без тебя вечера кажутся мне бесконечными.

– Значит, я тебе небезразличен?

Она прижалась к нему грудью. От нее пахло ванилью.

– Конечно небезразличен, глупенький. Ты для меня все, – прошептала Тереза, поглаживая пальцами его затылок.

– Тогда подними юбку, – отрывисто приказал Мэтт.

Если Мэтт и заметил, что она колеблется, то предпочел притвориться, будто ничего не видит. Грубо и напористо он расстегнул ее блузку, задрал юбку и прижал Терезу к ящикам.

– Мэтт, я не уверена, что… Не здесь…

Однако он не обращал внимания. Заставив Терезу обхватить его талию согнутой в колене ногой, Мэтт впился губами ей в шею. Он ласкал ее грудь, поглаживал ягодицы, перебирал волосы… пока наконец она не затихла. Затем он грубо, бесцеремонно вошел в нее и, закрыв глаза, попытался восстановить все то, что чувствовал в темноте Испанского дома, вспомнить аромат ее волос, укутавших его, точно плащом. Он трахал ее, обладал ею, наслаждался ее музыкой. Ведь это была она. Она, и только она. Он забыл, где находится, потерял себя, движения его были резкими и судорожными. И пусть все видят, пусть все знают. Он не обращал внимания на то, что вздохи Терезы становились все более вялыми, словно из сдувшегося шарика выходил воздух. И вот он кончил с утробным стоном. Опустошенный. Безобразный.

Плохо дело. Хуже не бывает.

Мэтт сделал шаг назад и покачнулся, взмахнув рукой, чтобы не упасть.

Застегнул джинсы и внезапно заметил, что Тереза, пытаясь стянуть на груди растерзанную блузку, настороженно смотрит на него.

– Прости, – бросил он, увидев, что на блузке не хватает пуговиц.

Он ждал, что Тереза бросится ему на шею, преданно заглянет в глаза в своей обычной жеманной манере. Скажет, что ничего страшного не произошло. Что она примет его любым. Но Тереза, похоже, настолько растерялась, что даже оттолкнула его руку.

– Тереза…

– Мне пора возвращаться, – пробормотала она и, надев свалившуюся туфлю, кинулась к двери в паб.

Когда Мэтт вернулся, Лора уже лежала в постели. Он вошел в притихший дом, шторы были задернуты, на лестнице горела подсветка. Безупречный приветливый, мирный дом. Но только не тот. Мэтт еще не был морально готов подняться наверх, он даже не знал, где предпочтет лечь спать, если все же захочет подняться.

Он скинул ботинки, включил телевизор, налил стакан виски и опрокинул в себя. А поскольку легче ему не стало, он выпил еще, пытаясь обуздать путающиеся мысли.

Наконец в четверть первого он взял телефон и набрал номер.

– Это я, – сказал он.

Лора лежала на двуспальной кровати, прислушиваясь к тому, как Мэтт грузно топчется внизу. Он явно был пьян. Этого следовало ожидать, когда он не вернулся домой после закрытия паба. Под влиянием минуты, терзаясь угрызениями совести, Лора позвонила в «Длинный свисток». Ей ответила какая-то девушка. «Скажите, а Мэтт Маккарти у вас был сегодня вечером? – спросила она, с трудом сдержавшись, чтобы не добавить: – С вами разговаривает его жена». И тем не менее Лоре претила роль шпионящей за мужем сварливой жены. «Комендантский час», – написал он. Точно она тюремщица.

Ответом ей стала длинная пауза. Похоже, барменшам в пабах было не привыкать к дипломатическим уловкам.

«Да, – ответила девушка. – Но он уже ушел».

А десять минут спустя она услышала шуршание шин по гравийной дорожке. Лору терзали сомнения, то ли ей радоваться, что он действительно был в пабе и наконец вернулся, то ли расстраиваться, что он не поднялся наверх. Поскольку она не знала, как поступить, если бы он выбрал последнее. Она вообще теперь ничего не знала. Лора вспомнила, как Николас держал ее за руку и говорил, что ее муж – дурак. Она тогда ужасно смутилась и отдернула руку. Лора будто снова услышала, как рассказывает Николасу самые темные секреты своего замужества, и внезапно почувствовала себя предательницей. Николас так пристально на нее смотрел. И все, что ей оставалось сделать – тут уж она не сомневалась, – это подать сигнал. Да, она рассказала ему слишком много, но в остальном совесть ее была чиста.

Клочок бумаги с нацарапанным на нем номером лежал в кармане штанов, в которых она работала в саду. Эх, надо было сразу выбросить его, говорила она себе. Хотя это, в сущности, ничего не изменило бы, ведь Мэтт в любом случае не узнал о ее благородном порыве. Он просто наорал на нее, укатил в паб и вернулся домой вусмерть пьяный.

Лора села на кровати, потирая виски. В голове царил полный сумбур, и она понимала: надо срочно что-то делать. А что говорили ей подруги? Ты хочешь быть правой или счастливой? Ей следует извиниться. Постараться сдвинуть их отношения с мертвой точки.

Она уже подошла к двери спальни, как вдруг услышала, что муж звонит кому-то по телефону. Должно быть, по сотовому, поскольку телефон возле кровати даже не звякнул. Лора бесшумно вышла на площадку, ступая босыми ногами по бежевому ковру.

– Это я, – донесся до нее голос Мэтта. – Мне надо кое-что тебе сказать. Возьми трубку. Я все понял. – Он замолчал, и Лора напряглась, пытаясь определить, отвечает ли Мэтту его абонент. – Ты должна взять трубку, – продолжил он. – Ну пожалуйста, возьми трубку… Послушай, я хочу сказать тебе о своих чувствах. Все, о чем мы говорили после той ночи, было досадной ошибкой. Ведь я знаю, почему ты расстраиваешься. Наверняка из-за Лоры. Ты ведь не похожа на… Ты не похожа на других женщин. Но я еще никогда тебя такой не видел… Понимаешь, о чем я? Для меня тот случай вовсе не легкая интрижка на стороне… Мы можем быть счастливы вместе, ты и я, в твоем доме. Есть только ты, Изабелла. Только ты…

Лора поняла, что жизнь кончена. Еще немножко – и она упадет в обморок.

– Позвони мне. – У ее мужа заплетался язык. – Если надо, я буду ждать твоего звонка всю ночь. Но я знаю…

Похоже, в конце концов он заснул. А этажом выше Лора Маккарти вошла, словно сомнамбула, в спальню и прикрыла за собой дверь. Сняла халат, аккуратно сложила его в изножье кровати, подошла к окну и раздвинула шторы. Сквозь деревья виднелись смутные очертания Испанского дома и одинокий огонек на верхнем этаже. Лора прислушалась к далеким звукам музыки. Зов сирены, подумала она, содрогаясь от душевной боли. Зов сирены.

Разумеется, Изабелла не стала бы в этом признаваться, но леса вокруг Испанского дома напоминали ей море, изменчивое и капризное, – источник опасности и радости одновременно. Уже несколько месяцев спустя Изабелла поняла, что ее восприятие леса было зеркальным отражением собственных эмоций. По ночам, когда ей было хуже всего, лес казался пугающе черным, несущим неведомое зло. Но когда ее дети, заливисто смеясь, бегали между деревьями вместе со своим щенком, лес казался ей чудесными райскими кущами. Ведь в лесной чаще Тьерри снова обретал голос, и вообще Изабелла не могла не видеть благотворного влияния леса на их жизнь, ведь он служил своеобразным барьером, отделяющим их семью от враждебного мира.