Бурдюк, словно зачарованный, сделал шаг в сторону ближайшего к воротам дерева-беседки. Его неудержимо тянуло войти внутрь, чтобы, полностью погрузившись в изумрудный полумрак и пьянящий аромат, забыть обо всем на свете…

Тяжелая ладонь легла сзади на плечо йерита.

Вздрогнув от неожиданности, Бурдюк стремительно обернулся. Позади него стоял слуга эребиец, точно такой же, как тот, что ушел с медальоном в дом, – по пояс голый, лысый и с коротким кожаным бичом в руке. И где только мог прятаться такой великан?

– Куда идешь? – пробубнил эребиец.

– Никуда, – дернув плечом, Бурдюк безрезультатно попытался скинуть давящую на него руку. – Жду, когда меня пригласят в дом.

Эребиец шутки не понял.

– Стой на месте, когда ждешь, – сказал он, отпуская плечо йерита.

– Хорошо, – буркнул Бурдюк, возвращаясь к воротам.

Эребиец не стал снова прятаться, а встал рядом с йеритом – массивный и неподвижный, как скала.

Вскоре вернулся первый эребиец. Не говоря ни слова, он схватил Бурдюка за запястья и вздернул руки йерита вверх. Другой эребиец, подойдя к Бурдюку сзади, так же молча ощупал своими огромными ручищами все его тело.

– Эй, вы что задумали?! – попытался было протестовать Бурдюк, но тут же приумолк, сообразив, что, раз уж его обыскивают, значит, собираются допустить к преподобному.

Вытащив из-под рубашки йерита лист серой бумаги, на котором было написано письмо Килоса к отцу, эребиец внимательно осмотрел его с обеих сторон. Сочтя странные закорючки неопасными, он сунул бумагу Бурдюку в руку, которую тот все еще держал поднятой вверх.

– Открой рот, – велел йериту громила, находившийся перед ним.

– Это еще зачем? – удивился Бурдюк.

Эребиец, стоявший позади него, обхватил шею йерита локтем и слегка сдавил. Нижняя челюсть Бурдюка сама собой отвалилась вниз. Засунув толстый палец Бурдюку в рот, эребиец обшарил его, словно рассчитывал найти спрятанную за щекой жемчужину.

Когда его наконец отпустили, Бурдюк первым делом сплюнул на землю и обтер губы рукавом. Он так и не понял, что искал у него во рту эребиец, а тот, конечно же, ничего объяснять не стал. А искал он крошечные древесные шипы, которые частенько используют наемные убийцы из Зурган-Ба. Когда не существует иного способа подкрасться к намеченной жертве с оружием в руках, они прячут за щеку шип, смазанный ядом, чтобы, оказавшись рядом, выдуть его в лицо своей жертве через сложенные трубочкой губы. Бывало, что и сами убийцы гибли, поцарапав отравленным шипом язык, но это не останавливало новых наемников, зарабатывающих деньги на умении виртуозно убивать.

Тяжелая рука эребийца снова легла на плечо Бурдюка и развернула его в сторону дорожки, ныряющей в зелень сада и ведущей не иначе как к хозяйскому дому.

– Иди, – коротко приказал эребиец.

И Бурдюк пошел. Дорога была одна, и, рано или поздно, она должна была вывести его к назначенной цели. Вот только, что именно ожидало его в конце пути? Вопрос этот не очень уж сильно беспокоил Бурдюка, но все же вселял в него некоторую нервозность. Засунув руку под одежду, он сжал в ладони письмо Килоса – единственное свое оружие… Интересно, что предпримут трое его соратников, если в условленный срок он не явится на место, где они договорились встретиться? Вернутся в лагерь вольных, чтобы, как было обещано в письме, отрезать голову сынку Сирха?.. Возможно, Сирха это и опечалит, а вот Бурдюку, пожалуй, будет уже все равно… Остается только надеяться на то, что Сирху действительно небезразлична судьба сына…

– Стой, – услышал Бурдюк за спиной голос эребийца, который все это время неслышно следовал за ним.

Бурдюк замер на месте и огляделся по сторонам. До широкого парадного крыльца дома, к которому, как думал Бурдюк, они направлялись, оставалось еще метров пятьдесят.

– Что случилось? – не оборачиваясь, буркнул Бурдюк.

Как он и думал, ответа не последовало. Слуга молча протянул руку и отвел в сторону ветку дерева на уровне плеча Бурдюка. Чуть пригнувшись, Бурдюк заглянул под полог густой листвы и увидел узенькую тропиночку, тянущуюся в сторону от основной дороги.

– Туда, что ли? – с сомнением посмотрел на сопровождающего Бурдюк.

Потайная тропинка показалась йериту подозрительной. Одно дело, когда тебя ведут к парадному крыльцу дома как почетного гостя, и совсем иное, когда предлагают пробираться неизвестно куда и зачем среди кустов… Впрочем, с похожим на бесчувственный обломок скалы эребийцем спорить было бессмысленно. Бурдюк тяжело вздохнул и, наклонив голову, шагнул в указанном направлении.

Впрочем, тропинка, на которую ступили Бурдюк и следующий по пятам за ним эребиец, почти сразу же свернула направо и потянулась далее параллельно главной дороге. Неподалеку от дома она вильнула влево и вывела идущих по ней к небольшой дверце в стене дома, скрытой от посторонних глаз густой растительностью. Бурдюк не успел даже как следует подумать, стоит ли ему входить в эту потайную дверь или для начала потребовать все же каких-то объяснений, как сопровождаемый мощным толчком в спину уже влетел за порог. Слуга, оставшийся снаружи, захлопнул дверь.

– Эй, постой!..

Бурдюк кинулся к двери и навалился на нее плечом – заперта. Развернувшись, Бурдюк затравленно прижался спиной к двери и окинул взглядом комнату, в которой по собственной глупости оказался.

То, что помещение совершенно не было похоже на каземат или комнату пыток, несколько успокоило йерита. Скорее уж это место походило на гнездышко для тайных любовных утех: голубые портьеры на стенах, ковры на полу, широкая низкая кровать со множеством маленьких подушечек, расшитых гладью… Бурдюк скабрезно усмехнулся и, подойдя к широкому окну, постучал согнутым пальцем по мутному стеклу, пропускающему в комнату свет, но не дающему ни малейшего шанса увидеть, что происходит по другую его сторону. Окно было достаточно большим для того, чтобы в случае опасности попытаться бежать через него, высадив стекло…

Услышав за спиной тихий шелест материи, Бурдюк стремительно обернулся. Отодвинув в сторону одну из голубых портьер, в комнату вошел человек. Должно быть, он воспользовался еще одной потайной дверью. Бурдюк сразу же узнал в высоком, худом мужчине преподобного Сирха. Правда, сейчас преподобный был не в алой мантии, в которой видел его во время проповеди Бурдюк, а в широком, раскрытом до пояса, домашнем халате, но тем не менее выглядел он так же внушительно, как на кафедре собора.

Бурдюк почувствовал, что у него невольно дрогнуло правое колено. Заложив руки за спину, он вскинул голову и расправил плечи, давая понять, что в данный момент падение ниц перед преподобным вовсе не входит в его намерения. Сирх понял это и едва заметно улыбнулся.

– Что это значит? – гортанным голосом выкрикнул Сирх, выбросив вперед руку со сжатым кулаком, пальцы которого оплетала цепочка с медальоном Килоса.

– Это значит… – чтобы вернуть голосу уверенность, Бурдюк кашлянул в кулак и начал заново: – Это значит, преподобный, что твой сын попал в беду.