Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Академика Фламенко?!
— Да.
Я расхохотался.
— Ты чего, Ильюха? — забеспокоился Слава.
— Довольно неподходящий объект для Бафомета! — хихикнул я, отворачиваясь от головы. Смех был нервный, и я судорожно сжал браслет. — Академик Фламенко — это же знаменитый ученый-разоблачитель, срывавший покровы, скрывающие постыдные тайны мировой истории. Не удивительно, что Эррара получал от него путаные телепатемы с налетом мудрости, в которых затем не мог разобраться. У вас ведь были проблемы с показаниями оракула? — обратился я к приору.
— Э-э... некоторые затруднения возникали, — согласился де Мегиддельяр. — Я относил это к способностям Хорхе.
— Со способностями у Хорхе было все в порядке. Просто Эррара ошибся, погнавшись за научным званием. — Я не стал знакомить де Мегиддельяра с существованием в России массы левых академий с громкими названиями, тема была слишком велика для разговора в подвале. — В общем, российская наука урона не понесла, и слава Богу! Жаль только, что Эррара не добрался до учеников академика.
Посмеиваясь, я выбрался из подвала. Хенаро Гарсия забрал мумифицированный трофей и погнал несчастного клерка, как овчарка гонит отбившуюся от стада овцу. Мы вышли на свежий воздух. Де Мегиддельяр запер дом.
— Я могу попросить вас похоронить голову? — спросил он.
— Сначала я хотел бы получить наши деньги, — мягко ответил я.
— Пожалуйста. — Де Мегиддельяр вытащил бумажник и отсчитал деньги. У бедного рыцаря что-то еще оставалось.
— Я возьму башку, — сказал Слава.
Мы вышли за ворота. Я забрался на водительское кресло и наблюдал, как Хенаро Гарсия заталкивает в «мерседес» клерка. Де Мегиддельяр величественно стоял рядом. Это был уставший идальго. Печальный великан.
* * *
— Кидай ее назад, между сиденьями, — брезгливо сказал я.
Слава забросил на пол голову академика Фламенко, я включил зажигание.
Мы помчались на похороны. Сердце, голоса которого рекомендовали слушаться Петрович и Слава, подсказывало захоронить жертву в кладбищенской земле. В Парголово я свернул и через десять минут остановился возле Северного погоста.
— У тебя лопата есть? — спросил корефан.
— Нету.
— Руками придется рыть.
— У нас есть ножи, — сказал я.
— Тогда пошли. — «Афганец» подцепил за бороду голову академика, и мы выбрались из машины.
Постояли, осмотрелись. До ворот кладбища было еще далеко, людей не наблюдалось.
— Ну что, пошли? — спросил «афганец». Ему, как и мне, страшновато было нести голову по открытой местности.
— А фигли делать? — сказал я. — Пошли, раз приехали.
Между деревьями, где валялись старые памятники и пользованные оградки, мы и решили похоронить голову-оракул. Северное кладбище растет, подпитываемое мертвецами города Питера, и скоро доберется сюда. Слава опустился на корточки, достал пику и принялся бешено рвать ею землю с корнями дикорастущих трав. Когда он разрыхлил приличный участок, я начал отгребать руками землю. Довольно быстро мы выкопали глубокую круглую яму. Под слоем дерна земля оказалась мягкой, лесной. Слава бережно уложил голову академика Фламенко на дно могилы, и мы быстро засыпали ее ногами. Притоптали и замаскировали дерном.
— Давай навалим сверху плиту, — предложил корефан.
— Давай.
Тяжелую половину треснувшего памятника, выкинутого с кладбища за ненадобностью, мы бросили поверх земляного холмика. Плита почти целиком закрыла выброшенную землю. После первого хорошего дождя будет не разглядеть, что здесь копали.
— Ну и хорош! — ободрил Слава, пиная ногой камень. Он не сдвинулся с места.
Постояли немного молча. Надо было что-то сказать. Что говорят в таких случаях?
— Покойся с миром, никчемная жертва рыцарей, — пробормотал я. — Легкого тебе лежанья.
— Пусть будет земля пухом, — добавил Слава.
— Кстати, вот твоя доля, — я протянул корефану пятьсот евро.
— Ага. — «Афганец» сунул деньги в задний карман джинсов и посмотрел на меня. — Ну, чего, Ильюха, теперь надо бы того... Помянуть.
— Не вопрос, — сказал я, двигаясь к машине, — только не за рулем. Доедем до дома, осядем в нормальном кабаке.
Ночевать я сегодня собирался у Маринки. Рулить надо было через весь город. Когда проезжали через центр, я глянул на часы.
— Время еще есть, завернем в «Хорс-мажор»? Рокабилли сейчас как раз должны быть в ударе.
— Дались тебе эти рокеры, Ильюха, — покачал головой Слава. — Че ты на них запал?
— Почему бы и нет? Забавные люди, живая оригинальная музыка. К тому же нас с ними свело само Небо. Помнишь божество «Раут—шестьдесят шесть»? Нельзя пренебрегать вмешательством высших сил!
— Ты же вроде только прикалывался с ихнего божества.
— Так иногда бывает: поначалу прикалываешься, а потом — раз и поверил.
— Серьезно что ли?
— Слышал о теории эгрегора?
— Чего? Ну так, слышал краем уха. Че за мандула?
— Эгрегор — это такое маленькое божество, которое появляется, когда в него уверуют. Чем больше в него верят, тем сильнее божество становится. Если ты читал внимательно Библию, а в тюрьме ты ее наверняка читал от скуки, то помнишь, что Иегова поначалу был мелким злобным божком. Только потом, благодаря стараниям патриархов, он стал могучим и не таким мстительным.
— Сильные люди — добрые люди.
— Правильно. Раут—шестьдесят шесть как раз такой эгрегор, вступивший в стадию угасания. Раньше он был большим и добрым, когда о нем грезили миллионы, теперь он переживает осень патриарха, но тем не менее вполне силен. Если подключиться к эгрегору, можно рассчитывать на его защиту.
Слава красноречиво вздохнул, воздержался от комментариев и стал смотреть в окно. Я вывернул с набережной на задворки Невского проспекта и покатил к «Хорс-мажору», предвкушая нескучный вечер.
Сердце замерло. Пол-улицы перегораживала здоровенная красная корма пожарного «ЗИЛа». По тротуару текла вода. Я объехал «ЗИЛ», сбавив скорость до предела. Объезжать пришлось также милицейскую «Газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» и открытый люк, из которого вылезал брезентовый пожарный рукав. Кабак был раскурочен. Вывеска с конем в пальто криво висела на одном болте. Стекла были выбиты, из окон вился слабый дымок.
Миновав казенные машины, я придавил педаль газа и свалил подальше от взорванного кафе. Пересек Невский и вырулил на Вознесенский проспект.
— Вот то же самое я увидел, когда приехал продавать исмаилитские древности в «Аламос», — нарушил я тягостное молчание. — «Черные» опять взорвали бомбу.