Здесь все время пахло горячей полынью. И Олины губы тоже, казалось, имели горьковатый привкус травяного сока. Это сводило Юджина с ума. Хотелось пробовать их снова и снова.

В эти края они попали случайно – Вальке хотелось лета, воды и солнца. Мальчишка ныл, ругался и даже пытался договориться с Псами, чтобы те двинулись на юг. Неизвестно, послушались они или так легла дорога, но следующее полнолуние ждало в Кречи. Пока же оставалось три недели свободы.

– Тормози! – заорал Валька, когда справа от дороги увидел замок. Большая часть его была разрушена, но слева по фасаду поднимались леса.

Юджин свернул на обочину.

– Ты смотри, восстанавливают, – удивился он.

Здешние места прокалило войной до черной, выгоревшей земли, и было странно, что спустя всего четыре мирных года вспомнили про старый музей. Первыми на расчистку бросили студентов архитектурного института из Приастанья. Уставшие за длинную зиму, они попали в южные края – и ошалели. Непривычно жгучее солнце. Слишком яркое звездное небо. Огромное озеро с пенистым прибоем. Сытные по городским меркам деревенские закрома. Поздние костры, вокруг которых садились так тесно, что сталкивались локтями и прижимались бедрами. Обнаженные руки, голые ноги. Понятно, что романы вспыхивали быстрые и жаркие. Парни и девчонки почти не смыкали глаз, жадно добирая то, чего их лишила война и послевоенные годы.

Неожиданных гостей приняли радушно, хоть и несколько бестолково. Проработанная легенда, в которой Валька значился племянником, не пригодилась. Приехали хорошие люди? В работе помогают, компанию не портят? Ну и пусть живут!

Счастливый Валька купался в озере, объедался неспелой еще земляникой, лазал по лесам на верхотуру, презрительно пожимая плечами на девичьи остерегающие крики, и совал нос в каждую дырку, надеясь отыскать клад.

А Юджин… С одной стороны, все было здорово: настоящие каникулы, отличные ребята. С другой – он, тоже студент, пусть и заочник, чувствовал себя самозванцем.

Потом появилась Оля.

Ночей не стало. Пропали, сгинули, словно кто смял в кулаке часы от заката до рассвета. Едва загорелась первая звезда – и уже растаяла. Только память в ладонях – как прикасался к горячей коже. Боль в губах – и полынный привкус.

Отрезвили Валькины слова:

– Мы уезжаем.

Юджин сначала удивился повелительным ноткам в его голосе и только потом сообразил:

– Уезжаем? Зачем? Куда торопиться-то?

– Я так хочу, – отчеканил Валька. – Ты мой спутник. Ты должен выполнять мои распоряжения.

– Вот, значит, как. – Юджин задумчиво посмотрел на мальчишку.

Они были в одной из комнат разрушенного замка, пустой, куда еще не добрались ремонтные работы. Валька стоял на фоне кирпичной стены, исчерканной автоматными очередями. Вытянулся в струнку, глаза злые, лицо чужое.

Юджин присел на край оконного провала, рассеянно смахнул пыль со штанов.

– Валька, что случилось? Тебя кто-то обидел? Или узнали?

Л-рей приподнял руки и скрестил их у Юджина перед глазами: на левом запястье был старый ремешок от часов, на правом – грязный бинт.

– Я просто хочу уехать, – голос у него напряженно подрагивал. – Сегодня.

– Не понимаю, – пробормотал Юджин и вдруг догадался: – Из-за Ольки, да?

Валька сплюнул и желчно, с гадостной ухмылкой сказал:

– А че, сладко с ней травку мять? Если всем дает, может, и со мной покувыркается? Опыта наберусь!

Юджина смело с окна.

– Заткнись, сопляк!

Очень хотелось его ударить. Крикнуть: «Меня на месяц уговаривали, а прошел год! Я-то почему свою жизнь должен гробить?!» Валька изменился в лице, но не двинулся с места, так и стоял, касаясь лопатками стены с выбоинами от пуль.

… – Я не знаю, почему уехал с ним. По большому счету, мы не были друзьями: разница в возрасте, в интересах. В судьбе. Да и попробуй бок о бок вот так, день за днем, вроде и среди людей, а все равно как вдвоем на необитаемом острове. Осточертеет.

В доме было тихо. Матвей спал, впервые за эти дни спокойно. Уютно тикал пластмассовый будильник. Из приоткрытого окна доносился запах яблони, перебивая табачный дух, хотя Юджин курил больше обычного. Давно закипел и снова остыл чайник.

– С Олей-то у меня серьезно было.

Юджин потянул из пачки еще одну папиросу.

– Когда Вальки не стало, я вышел на больничное крыльцо и подумал: «Ну вот и все». Грех, конечно, но он тяжело умирал. Помню: раннее утро, парк под солнцем еще в дымке. Людей нет. Я стоял, и голова кружилась. Пустота и свобода.

Закурил, ловя огонек зажигалки – пальцы подрагивали.

– Димку я тогда один раз и видел, даже не думал про него. В общем-то… Не знаю, Роман. Красивые слова говорить, про честь, долг и прочее? Глупо как-то. Сказать, что не знал, куда приткнуться, тоже нельзя. В школу собирался, учительствовать.

– У тебя бы получилось, – кивнул Роман. – Заметно, что ты с мальчишкой занимаешься.

– Знал бы ты, как он брыкался поначалу! «Зачем, да не хочу, да не буду!» Но надо, это я как раз с Димкой понял. Чтобы им самим себя раньше времени не списывать. А Матвей – тот еще из гордости. Хочет, чтобы с ним считались. Его первое время за сопляка деревенского держали, он как это почуял, так закусил удила.

Юджин усмехнулся, ткнул в пепельницу недокуренную папиросу. Слева в груди неприятно давило, стоило кашлянуть, и прихватывало сильнее.

– Аспирантуру мне предлагали. Даже глаза закрыли на мое «заочное». А я – сволочь неблагодарная! – своему руководителю чуть морду не набил. Сейчас уже не помню точную формулировку, но работа моя предполагаемая называлась бы что-то вроде: «Особенности обучения подростков с психическими проблемами на примере л-рея».

Роман усмехнулся.

– Так вот, про Димку… Забирали его без меня, я с Валькой в больнице сидел. А потом, уж не знаю, подстроено это было или случайно, но мы оказались в одном самолете. Меня в Центральный штаб вызвали, числился же в УРКе. А Димку собирались сенату представлять.

Юджин вспомнил мальчишку с круглыми от непонимания и восторга глазами. Страшненький тот был восторг, на отчаянии замешанный. В груди сдавило сильнее, пришлось приналечь на край стола.

– Что с тобой? – Роман начал вставать, Юджин поймал его за полу пиджака.

– Тихо!

– Подожди, я сейчас «Скорую»!..

– Стой, пацана мне разбудишь.

– Да какого!..

– Не кричи, – выдохнул Юджин. – У меня в сумке, в коридоре, в боковом кармане.

– На вот. – Роман трясущимися руками рвал упаковку таблеток.

– Мне твои конфетки…

Бывший учитель канул в темноту дверного проема. Юджин опустил веки, стараясь дышать медленно и осторожно.