– Холодно тут у тебя. Будто в могиле.

– Странно, – прищурился художник. – Камин включен. Но меня тоже знобит. Надо согреться.

Артынов подошел к ней, взял за подбородок и, не мигая, уставился в ее глаза. Посмотрел и… отпустил. Включил кофеварку.

– Будешь кофе?

– Нет, не хочу, – вспомнила она наставления Лаврова.

– Составь мне компанию. Один не пью.

– Что это за звуки? – не выдержала Эмилия и направилась в угол, где стояла накрытая клеенкой емкость. – Можно взглянуть?

– Изволь.

Артынов с удовольствием наблюдал, как она приподняла клеенку и в ужасе отпрянула. В кастрюле, полуживой от нехватки воздуха, находился черный петух со связанными лапами.

– Перережь ему горло, – с этими словами художник приблизился и протянул натурщице большой, остро наточенный нож. – Это должна сделать ты.

– З-зачем?..

– Так надо.

– Обряд «вызова смерти»? – догадалась она.

– Ты всегда была не по-женски умна, – осклабился Артынов. – Давай, сделай это. Не хочешь пить кофе, попробуем живой крови…

* * *

В тот вечер опять валил мокрый снег. Лавров сидел в машине, ожидая Эмилию и насвистывая свой любимый мотивчик про тореадора, которого обожают женщины и ждут на арене разъяренные быки.

Рафик признался ему в несанкционированном визите в мастерскую Артынова и получил на орехи. Его неожиданная встреча там со Светланой косвенно подтверждала версию Лаврова, что у «вампирши» рыльце в пушку. Он, в отличие от Рафика, не поверил ни одному ее слову. Декораторшу привело туда не желание поговорить с мужем, а что-то другое. Сыщик предполагал худшее.

Сегодня он последний раз дежурил у дома с мансардным этажом, но почему-то не радовался этому. Больше сеансов не будет, следовательно… в любой момент натурщицу может настигнуть непредсказуемая гибель.

– Я отвечаю за нее, – пробормотал он и посмотрел на часы. – Пора бы ей выйти.

Прошли несколько томительных тревожных минут, и Рафик вывел Эмилию из парадного. Слава богу.

Они подошли к машине. Эми трясло, у нее зуб на зуб не попадал.

– Этот мерзавец заставил ее резать петуха, – возмущенно доложил Рафик. – Обрызгал женщину кровью с ног до головы. Маньяк чертов! Пойду поговорю с ним. Выскажу все, что я о нем думаю. Извращенец!

– Ни в коем случае, – возразил Лавров. – Возвращайся к себе и продолжай следить за ним. Что будет делать, куда пойдет.

– Я и так знаю, что он будет делать. Колдовать вокруг портрета, шаманить и произносить заклинания. Он же псих, Рома! Конченый маньяк!

– Ну-ну, не пугай Эми, она и так боится.

– Б-боюсь, – выдавила она. – Видели бы вы его…

– Ты правда резала петуха? – усомнился Лавров.

– Он меня вынудил. Сказал, что иначе не отдаст фотографии.

– Кстати, где они?

Она достала из сумки конверт со снимками и показала ему.

– Пленки Артынов при мне уничтожил. Сжег и побрызгал сверху петушиной кровью.

Ее передернуло. А Рафик аж подскочил с возгласом:

– Его самого прирезать надо! Подонок! Животных мучает! Ничего, я с ним разберусь!

– Остынь, старик, – рассердился Лавров. – Мне нужна твоя помощь и трезвая голова.

Художник с трудом успокоился. Он набрал в ладони снега и прижал к пылающему лицу.

– Ладно. Можешь на меня рассчитывать.

– Возвращайся и следи за Артыновым. Докладывай мне о каждом его шаге.

– Хорошо, – буркнул Рафик. – А ты куда?

– Отвезу Эми домой и буду на связи. Надеюсь, ничего непредвиденного не случится.

Художник помахал им рукой, повернулся и зашагал прочь. Его поглотила снежная мгла. У входа в парадное Рафику почудилось, будто за ним кто-то крадется. Он оглянулся, но ничего не увидел, кроме мелькающих в черноте хлопьев…

По просьбе Эмилии Лавров сначала привез ее в свою квартиру. Она хотела привести себя в порядок и успокоиться.

– Что я скажу Метелкину? – бормотала она, замывая капельки крови, попавшие на джемпер. – Господи, во что я вляпалась? Рафик прав, этот Артынов – чудовище. Он просто больной! Какой я была дурой, что связалась с ним! Что я понимала десять лет назад? Глупая доверчивая девчонка. Он меня загипнотизировал своими байками, мерзавец!

Роман налил ей коньяка и заставил выпить. Эми закашлялась. Она быстро опьянела и потребовала еще.

– Хватит. Тебя муж дома ждет.

– Скажу, что с подругой выпили за ее здоровье.

– Где? В больнице?

– Думаешь, в больнице не пьют? Кстати, Артынов настойчиво предлагал мне кофе, но я отказалась.

– Молодец.

– А петуха мне все-таки пришлось резать, – всхлипнула Эмилия. – Скотина Артынов! Как он мог?

Она сгребла фотографии в кучу и попросила у Лаврова спички.

– Хочу сжечь эту гадость. Пусть все г-горит синим пламенем…

– Клади сюда.

Снимки отправились в металлическую мойку, и Роман поджег их. Бумага, покрытая слоем глянца, занялась не сразу. Потянуло вонючим дымом.

– Плохо горят, – заметила Эмилия, сглатывая слюну. – Открой окно.

С улицы в кухню налетели из темноты крупные снежинки, они падали на подоконник, на стол и таяли, превращаясь в капли воды.

– Тебя огорчила бы моя смерть? – жалобно спросила она. – Скажи честно.

– Об этом рано говорить.

– Рано? Алина тоже рассчитывала еще пожить!

– С тобой все будет в порядке, – сказал Лавров, пытаясь придать голосу уверенность. – Отвезу тебя домой, выспишься, и завтра все покажется тебе дурным сном: Артынов, портрет, черный петух и прочая ерунда.

Он поглядывал на коньяк, но не пил. Садиться за руль под градусом не в его правилах.

Эми потянулась к бутылке, он перехватил ее руку и поцеловал. Такой расстроенной, упавшей духом он ее видел впервые. Гостья нуждалась в утешении и сочувствии.

– Налей мне, – попросила она.

– Уже поздно, – мягко произнес он. – Пора ехать.

– Ты веришь в черную магию?

– Нет. И тебе не советую. Выбрось это из головы.

– Не могу, – с надрывом вымолвила Эмилия.

– Забудь. Все будет хорошо, я тебе обещаю.

– Обещаешь? – она прижалась к нему и обвила его шею руками.

Он дышал ее духами и ощущал частое биение ее сердца. Жасмин, приправленный страхом. Женщина на грани истерики. Только не сейчас, не здесь.