– Взгляни на нее, – усмехнулся Паяц. – Чтобы один кувшин наполнился, второй должен опустеть. Это мои кувшины, – указал он на картины в массивных багетах.

Глория вспомнила о медных кувшинах в своей мастерской и содрогнулась от страшной догадки.

– Чтобы один кувшин наполнился, второй должен опустеть, – зачарованно повторила она.

– А вот и Мона Лиза! – воскликнул Паяц, кривляясь и ломаясь. – Ты ведь к ней пришла? Можешь не признаваться, я и так знаю. Это бездонный кувшин, – шепотом сообщил он и повторил: – Бездонный!

Полотно небольшого размера было закрыто пуленепробиваемым стеклом.

– Разве и тут стреляют? – удивилась Глория.

Паяц не счел необходимым давать пояснения. Он просто хлопнул в ладоши и рассыпался на мириады бубенчиков, которые с мелодичным звоном раскатились по углам.

Глория с облегчением перевела дух. Общество Паяца пугало ее. Оставшись в галерее одна, она благоговейно замерла перед Джокондой.

– Мы можем поговорить?

Дама не удостоила ее ответом. С затаенной улыбкой она смотрела куда-то вдаль. Ее взгляд терялся в бесконечности.

– Я пришла, чтобы понять… – робко вымолвила Глория.

Что-то в облике Моны Лизы неуловимо изменилось. Едва заметно шевельнулось покрывало на волосах, по телу пробежала слабая дрожь.

– Я Джоконда, – донеслось до Глории дуновение ветра. – Я Лиза Герардини, единственная и неповторимая. Я живу в каждом из вас. И каждый из вас живет во мне. Не веришь? Посмотри в мои глаза. Ты увидишь в них много такого, что приведет тебя в трепет. Ты восхитишься и ужаснешься. Онемеешь от восторга, замрешь в страхе…

В ее глазах Глория прочитала, что после того, как был написан портрет, Лиза перестала быть женой торговца шелками из Флоренции, перестала быть матерью своих детей, подругой своих подруг, хозяйкой своего дома. Дух великого Леонардо подхватил ее и на кончике своей гениальной кисти перенес на тополиную доску. И доска эта перестала быть просто доской, покрытой грунтом и красками. Она стала вместилищем загадочного и нетленного образа, стала зеркалом, в котором мы можем лицезреть самих себя – иных. За спиной Джоконды – космическая пустыня, на ее устах – печать вечности.

– Я – дверь, которую ты можешь открыть, – как бы говорила она. – Я – точка на стыке миров…

У Глории потемнело в глазах, пол покачнулся и ушел из-под ног.

– Куда же ты? – потирал руки Паяц. – Не торопись. Взвесь все хорошенько. Обратной дороги не будет.

– Дверь должна открываться в обе стороны, – прошептала Глория, теряя опору и устремляясь на балкон, где только что сидела Мона Лиза.

Теперь дама исчезла. Перед Глорией раскинулись каменные утесы, холодные и голые, без признаков жизни. Мертвым зеркалом мерцала неподвижная вода посреди скал. Глория ничего не ощущала, кроме ветра, который нес ее над этим унылым безмолвием…

– Ты что, отпустил его? – негодовал Рафик. – Он убил Артынова, а мы его отпустили?

Это невольно оброненное «мы» порадовало Лаврова. Значит, товарищ готов разделить с ним ответственность. Он не один на один с коварным убийцей. Интересно, что сказала бы Глория, знай она о трупе в мастерской? Предвидела она такой исход, или для нее смерть художника окажется полной неожиданностью?

– Вряд ли, – дернул он подбородком, на котором успела отрасти щетина.

Скоро утро, а он еще глаз не сомкнул. Придется мчаться в офис немытым и небритым. Хорошо, если перекусить успеет. Ох, и достанется ему от Колбина за непрезентабельный внешний вид.

Рафик старательно намазывал ломоть хлеба маслом. Его удивлял проснувшийся у Лаврова аппетит. Лично ему, Рафику, кусок в горло не лез после увиденного. А Ромка потребовал чаю с бутербродами. У него с детства крепкие нервы.

– Павел, скорее всего, не убивал Артынова, – заявил бывший опер, опуская в чашку с кипятком пакетик чая. – Он сказал нам правду.

– Какую правду? Что собирался отомстить за смерть сестры, но кто-то его опередил? Ты думал, он сразу сознается? Кому охота за решетку?

– Никому. Только Артынов был мертв уже по меньшей мере пару часов, когда я пристегнул Павла к лестничным перилам. Тело начало остывать, кровь свернулась. Если допустить, что убийца – Павел Майданов, то он сделал это гораздо раньше и потом зачем-то вернулся в мастерскую.

– Разве убийцу не тянет на место преступления?

– Книжек начитался? – усмехнулся Лавров, жуя хлеб с маслом.

Рафика затошнило, и он отвернулся. Запах крови еще стоял у него в носу, а ужасная рана на шее трупа всплыла перед глазами.

– Я услышал сначала шаги, потом крик, – выдавил он. – Кто кричал? Не труп же?

– Сам Павел и вскрикнул при виде мертвого тела. Приподнял драпировку, испугался. Зрелище не из приятных. Кстати, это говорит в его пользу, – заметил Лавров. – Если бы Артынова убил он, а потом вернулся, как ты говоришь, то с какой стати ему кричать?

Рафика доводы товарища не убедили.

– Зачем двоюродный брат Алины вырядился Клоуном?

– Чтобы его не узнали.

– Но почему именно Клоуном? Не тот ли это Паяц…

– …который вручил Артынову пузырек с волшебными каплями? – подхватил сыщик. – Я тоже об этом подумал. Не похож Павел на человека, способного плести сложную интригу. У него все просто. Он решил отомстить художнику, которому сестра позировала. Якобы тот своей черной магией свел Алину в могилу. Чем не повод для расправы? Парень взял подходящий по размеру костюм из мамашиного сундука, кинул в сумку, прикатил в Москву, добрался по адресу, переоделся в соседнем подъезде и стал наблюдать за обстановкой, выжидать. Надеялся, что Артынов выйдет, тут он ему и покажет, где раки зимуют. А того все нет и нет. Павел не выдержал, явился в мастерскую… а клиент уже готов. На мой взгляд, его объяснения звучали правдоподобно.

– Я ему не верю! – возразил Рафик. – Мститель нашелся! Если бы муж Алины Артынова зарезал, я бы не удивился. А брат, да еще двоюродный?

– Ты, старик, сам себе противоречишь. То Павел убил, то повода для мести у него не было.

– Был, но несерьезный. Алина ведь ему не жена, не любовница.

– Так он и твердил, что хотел только наказать Артынова, проучить его, а не убивать. Набил бы морду, и делу конец. Сначала руки чесались прикончить мерзавца, потом остыл. Еще в электричке, пока ехал в город, пар выпустил. Он даже орудие наказания по дороге выбросил: кусок арматуры, который захватил с собой. Чтобы не сорваться и не перегнуть палку. Как будто ты сам не слышал?!

Лавров привел Павла в мастерскую Рафика и тут допросил, дабы не шуметь на лестнице и не будоражить спящих жильцов. Во избежание лишних глаз и ушей он решил побеседовать с Клоуном в мансарде.