– Если он раньше не снесет тебе голову саблей, – усмехнулся кто-то.

Впрочем, назавтра оказалось легче. То ли приноровились, то ли все равно стало – а дело шло быстрее и утомлялись вроде бы меньше. Сам курбаши, проезжая на коне мимо выкопанного пленными русла, довольно щурился. Шутил даже:

– Может, мне их вообще не продавать? Здесь землекопами оставить.

Окружавшая его свита угодливо смеялась.

Так и стали жить. Раничеву, правда, не очень нравилось, все ругался:

– Вот басмачи проклятые!

Салим кто такие басмачи – не знал, но с общим настроением Ивана был согласен полностью. Снова заканючил: бежать надо. Надо-то надо, да ведь попробуй выберись из ямы! Один путь оставался – сбежать во время работ. Но и тут – как повезет, да и куда бежать? С тех пор как Салим покинул Ургенч, прошло больше шести лет – сколько ему тогда было? Лет девять? Десять? И что он тут мог помнить? Ургенч? Так Ургенч был тогда полностью сожжен и разрушен, и даже если и восстановлен за эти шесть лет, так все равно – это уже совсем другой город. Так что к утверждениям парня следовало относиться с опаской, да тот и сам понимал это – не лез с конкретными предложениями. По здравом размышлении Иван решил немного обождать с побегом – для начала присмотреться, составить хоть какое-то представление о том, что их окружало. Сам оазис – назывался он незамысловато: Ак-Кудук – Белый колодец, колодец и в самом деле был выложен белым камнем – представлял собой обычное для тех времен поселение – мечеть с небольшим минаретом, десяток домов, глинобитных, с плоскими крышами, окруженных глухими заборами – дувалами и деревьями – Раничев узнал яблоню и вишню. Правда, точно утверждать бы не решился, но уж очень похожи были окружавшие дома деревья на яблоневые сады. Где-то поблизости протекала река, скорее всего Амударья – Джейхун, как ее еще называли, – арык не мог тянуться слишком уж далеко – сил бы не хватило выкопать, а потом поддерживать его в рабочем состоянии, пользуясь дренажем, заслонками и всем прочим. Вдоль реки, наверное, и можно было двигаться в случае побега, только вот куда? Вверх или вниз по течению? Вверх – Аральское море, вниз – Ургенч и прочие города, собственно – Мавераннагр, область между Амударьей и Сырдарьей. Центральные земли империи Тимура. И – допустим, удастся бежать – что потом? Куда идти, как легализоваться, вообще – что делать? Пока – одни вопросы…

Пользуясь любой возможностью, Иван внимательно присматривался к жителям оазиса. Почти все их молодые родственники – ясно – состояли в банде Кучум-Кума, остальные занимались обычными крестьянскими делами – разводили сады, сеяли зерновые, пасли небольшие отары овец. Ну и при всяком удобном случае помогали банде – собирали на базарах сведения, передавали информацию, поставляли фураж – за что имели постоянную благодарность от курбаши, выражавшуюся не только в защите от конкурирующих шаек, но и в предоставлении бесплатной рабочей силы – пленников. Как успел заметить Раничев, Кучум-Кум отличался осторожностью, не зарывался – крупные нападения были не частыми, и готовились к ним тщательно. Наверняка в доле с курбаши были все или почти все хозяева ближайших караван-сараев, ну и не приходилось сомневаться, что значительная часть добычи шла на подкормку нужных чиновников, местного значения, разумеется, вряд ли влияние Кучум-Кума распространялось дальше ближайшей округи.

Утро начиналось с пронзительного крика муэдзина, впрочем, он кричал пять раз в день, призывая правоверных к намазу. После скудного завтрака – лепешка и немного воды – пленников – тех, кто еще мог стоять на ногах, – разводили на работы, не отличавшиеся особым разнообразием: дренаж арыка и добыча глины. Охрана, приставляемая на время работы к невольникам, все время менялась – курбаши был весьма неглуп – разговаривать с пленниками басмачам (так их упорно именовал Раничев) запрещалось под страхом наказания плетьми. Разрешались только простые, необходимые для организации работ фразы: «Стой. Иди. Работай лучше, или я ударю тебя палкой».

В том, что касалось дисциплины, курбаши проявлял себя жестоким деспотом – на глазах Ивана отказавшегося работать парня забили плетьми до смерти. И так наказывали за малейшую провинность – не так посмотрел, перемолвился с кем-нибудь словом во время работы, не опустил глаза в землю при встрече с предводителем шайки. Опытный Раничев старался зря не нарываться, а вот Салим все-таки не выдержал – оттолкнул вдруг нежно погладившего его по плечу стража. Отрок тут же отведал плетей, больно, но не смертельно, так чтоб мог работать, а любвеобильный страж просто исчез, и больше его никто не видел.

– Если вам нужен мальчик-бача, скажите мне, и у вас будет. Только не якшайтесь с червями, – услыхал как-то Иван, с охапкой тростника на плечах проходя мимо помоста, сидя на котором с большой пиалой в руках Кучум-Кум наставлял свое почтительно внимавшее воинство.

– Я ли не делаю все для вас? – Повысив голос, курбаши продолжал воспитательную беседу. – Я ли не приношу достаток вашим семьям? Почти у всех у вас уже есть жены – хорошие, достойные и работящие девушки – а если вам их мало, я предоставлю вам молодых красивых наложниц… Вот, клянусь Аллахом, хоть завтра же отдам на всех урусутскую красавицу Едоку! Только не поступайте, как сделал несчастный Кызым, которого мне тоже жаль… но ведь судьба всех остальных куда дороже! А что будет, если вы будете вести разговоры с рабами? Что возомнят о себе эти подлые ленивые черви? Будут ли спокойно работать или в головах их возникнут нехорошие мысли?

Дальше Иван не слышал, и так подозрительно долго складывал в кучу принесенный тростник. Молодец курбаши – ловко подсластил пилюлю. Казнил за ослушание одного из своих – а остальным, чтоб не роптали, пообещал девку. Кстати – урусутскую красавицу – русскую, значит. Скоре всего, из Ельца, а может быть, из Угрюмова… Нет, из Угрюмова вряд ли, похоже, там всех перебили.

Закончив воспитательную беседу, Кучум-Кум махнул рукой, и вся банда, запрыгнув на лошадей, вмиг унеслась куда-то, словно ее и не было. Только поднятая копытами пыль медленно оседала на землю.

– Иди сюда, раб! – услыхал вдруг Иван у себя за спиною. Обернулся, склонился почтительно: слушаю, мол, и повинуюсь.

Согбенный противного вида старик с раздвоенной бородой и изборожденным морщинами лицом цвета глины – управитель личного хозяйства Кучум-Кума – манил Раничева грязным крючковатым пальцем.

– Урусут? – поинтересовался старик.

Иван кивнул.

– Якши. Значит – плотник. – Старец довольно захохотал.

Почему все русские обязательно плотники, Раничев так и не понял, но на всякий случай снова кивнул, дескать, да, плотник. А похоже, запрет на общение с пленными здесь распространялся вовсе не на всех! Были, оказывается, и избранные.

– Понимаешь язык? – прищурившись, поинтересовался вдруг старец.

– Немного.

Раничев не стал слишком лукавить – старик производил впечатление хитрого человека.

– Молодец, не врешь, – похвалил бандитский наперстник. – Иди в дом.

Иван послушно пошел вслед за старцем. Изнутри жилище курбаши выглядело куда приличней, нежели снаружи: бронзовые светильники, ворсистые ковры на полу и стенах, даже отопление – кан – в виде кирпичного выступа по периметру комнат. Через кан, нагревая помещение, проходил горячий дым, и в доме было тепло, если не сказать – жарко.