Пройдя через несколько расположенных анфиладой комнат, старик и идущий следом пленник вышли во внутренний дворик, маленький и уютный, усаженный небольшими деревьями и аккуратно подстриженными кустами. Курбаши был не дурак красиво пожить! Дом – снаружи казавшийся маленьким, охватывал дворик буквой «П», вдоль выходящих во двор стен тянулась крытая галерея, поддерживаемая резными столбами – неслыханная роскошь в здешних местах. Один из столбов подгнил и лежал на земле, рядом с выходом из дома.

– Заменишь. – Старик кивнул на несколько кольев, сложенных штабелем под кустами. – Вот инструмент.

Раничев увидел рубанок и лопату.

– А топор? – сразу же спросил он.

– Топор тебе не понадобится, – с усмешкой ответил старик. – Бревно уже отесано. Работай! Сделаешь хорошо – получишь горячий кебаб.

Иван низко поклонился.

Полностью попирая местные нравы, старик не остался пристально наблюдать за работой невольника, а, походив по двору, скрылся в доме. Хотя кто знает, может, и наблюдал откуда-нибудь из укромного места? Сам иль кого приставив. Да, наверное, так и было.

Поплевав на руки, Иван вытащил тяжелое бревно из штабеля и взял рубанок. Работа спорилась – рубанок играл в руках Раничева так, что любо-дорого было смотреть, как летят вокруг пахучие золотистые стружки. Старик – ага, значит, и вправду, наблюдал! – выйдя во двор, осмотрел яблони, поцокал языком, повернувшись, что-то одобрительно буркнул и снова скрылся в доме. Иван не обратил на него внимание – работа неожиданно захватила его, вот уж никогда не думал, что ему так понравится плотничать, к тому ж и опыта-то почти никакого нет. Однако это все же лучше, чем таскать камыш, рыть арык или месить глину. Из дому вышла какая-то женщина в черной накидке, закрывающей лицо, и коротеньких, торчащих из-под накидки шальварах. С большим глиняным горшком в руках, босая – видимо, рабыня или младшая жена курбаши – она осторожно прошла по двору к яблоням и, присев, принялась обмазывать стволы какой-то пахучей маслянистой жидкостью. Видимо – от вредителей. Раничев краем глаза увидел ее, но особого внимания не обратил, а вот женщина… А вот женщина вдруг пристально посмотрела на него и даже чуть приподняла чадру… И, схватившись за сердце, медленно осела на землю.

– Зачем ты выпустил во двор эту змею, Умар? – послышался вдруг где-то рядом истошный женский крик, переходящий в визг. – Она должна сидеть на цепи в яме, дожидаясь, когда ее отдадут воинам.

– Я думал, пусть эта змея хоть немного принесет пользу, госпожа, – оправдывался выбежавший во двор старик. На него, с увесистой колотушкой в руке, наступала высокая и, видимо, очень сильная женщина в шитой серебряными нитками чадре, атласных шальварах и зеленого сафьяна туфлях с загнутыми кверху носами.

– Ты – думал? – не унималась женщина. – Да ты, Умар, я смотрю, совсем выжил из ума от старости! Эй, потаскуха! – Она повернулась к яблоням. – А ну иди сюда, тварь!

Девушка покорно подошла. Жалкая, дрожащая, босая. Встала молча, сложив руки перед собой.

– Что молчишь, сучка? Как надо отвечать?

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа Фатьма, – тихо промолвила девушка.

– Вот так-то! – Фатьма уперла руки в бока. – Ух, гадина. И еще надела чадру, как правоверная. Ну уж нет, ходи так…

Одним мощным движением разгневанная женщина сорвала с несчастной накидку, темные волосы упали на лицо девушки, словно водопад с высокой кручи.

– Что стоишь, тварь? – Она резко ударила девчонку колотушкой по плечу. Та, вскрикнув от боли, схватилась за руку.

– Кричишь, беременная верблюдица? – Фатьма, похоже, распалялась все больше. – Ухх!!! А ты, Умар? – Она вдруг обернулась к старцу. – Привел раба, вместо того чтобы сделать все самому? Не боишься хозяйского гнева? Стоило Кучум-Куму ехать, как ты… Нет, видно, и тебе придется отведать палки.

– Не погуби, госпожа! – Старик повалился в пыль. Пылающая гневом Фатьма возвышалась над ним, словно разъяренная кобра, не знающая, в кого бы выпустить яд.

– Не погуби? – Перешагнув через распластавшегося на земле Умара, Фатьма подошла к девушке. – Что это на тебе надето, тварь? Ха! Да никак мой старый лиф… ну да, зеленый, с цветами. А ну-ка, снимай!

Испуганная девчонка покорно сняла верхнюю часть одежды, оставшись в одних куцых шальварах. Левой рукой протянула лиф хозяйке, правой прикрывая обнаженную грудь. Отбросив протянутую одежду в сторону, Фатьма нехорошо ухмыльнулась:

– Кого стесняешься, сучка? Ага… – Она вдруг обернулась на старика. – Вставай-ка, Умар, хватит валяться. Хочешь отпробовать эту змею до того, как ее отдадут воинам?

Полуголая девушка стояла, низко склонив голову, падающие вперед темные волосы ее закрывали грудь. Похоже, она не очень-то понимала, о чем идет речь. Не очень-то понимал это и Раничев, решив по возможности не вмешиваться в чужие разборки.

– Склонись, – властно приказала девчонке Фатьма.

Та наклонилась. Хозяйка, подойдя к ней еще ближе, провела рукой по спине и вдруг, быстро спустив с девчонки шальвары, обернулась к Умару:

– Что же ты стоишь, слуга? Иль не хочешь?

Старик быстро скинул штаны…

Почуяв неладное, девчонка вдруг встрепенулась и попыталась было убежать, да Фатьма схватила ее за шею:

– Куда, тварь? Быстрее, Умар, быстрее! Я же не могу держать ее всю твою жизнь.

Раничев поднял с земли лопату…

Умар с кряхтеньем пристроился сзади… Девчонка с криком дернулась из последних сил и, оставив в руках Фатьмы клок выдранных с корнем волос, вырвалась из ее крепких объятий. Упав на землю, вытянулась, схватив валявшуюся колотушку, и изо всех сил ударила хозяйку по голове, та упала, потеряв чадру и обливаясь кровью.

Умар вдруг заверещал и вытащил нож…

Ххэк!!!

Раничев опустил лопату на его шею. Повернулся к девчонке:

– Бежим!

Та покачала головой:

– Нет, Иван. Моя жизнь уже кончилась. Лучше б мне умереть тогда…

Раничев убрал волосы с заплаканного девчоночьего лица… Да-а… Вот так встреча! Хотя… можно было б догадаться и раньше, да Иван как-то не придал значения словам курбаши об урусутской рабыне, да и здесь поначалу не особо-то всматривался. Евдокся… Милая боярышня, вот как с тобой обошлась злодейка-судьба! Да лучше б и вправду было тебе погибнуть во время штурма Угрюмова или чуть позже, под острыми саблями гулямов Энвер-бека.

Однако рассуждать об этом теперь было некогда…

Схватив выроненный стариком нож, Иван принялся яростно ковырять ржавые цепи. Удалось… Не сразу, но удалось перешибить сочленения, правда не кинжалом – лопатой.

– А теперь – быстро отсюда… Ну, чего стоишь?

Евдокся по-прежнему стояла недвижно, из потускневших глаз ее беззвучно лились слезы.

– Иди же!