После завершения первой части, приступили ко второй, где моряки показали возможности своего стрелкового оружия. Точнее, демидовских винчестеров, которыми была вооружена команда фрегата.

Они были двенадцатизарядными, дальнобойными и отличались высокой точностью стрельбы. Мишенями выступили установленные накануне на берегу деревянные щиты, которые после нескольких залпов были разнесены в щепки.

Как и следовало ожидать, это вызвало восхищение индейцев, и Текумсе поинтересовался, будут ли такие продаваться в фактории.

— Безусловно, как только мы получим их из России, — улыбнулся Морев. — А пока для вас у меня небольшой подарок.

После этого из одной из шлюпок были выгружены два зеленых ящика, каждому вождю торжественно вручили по новенькой винтовке и по тысяче патронов впридачу. Вожди тут же пожелали их опробовать, и после краткого инструктажа, который совместно провели Пыльников и Длинное Крыло, на побережье вновь загремели выстрелы.

— А ведь прицельно бьют, это ж надо, — переглянулись Пыльников с Корунским. — Башковитый, однако, народ эти индейцы.

Между тем в бухте активно велись строительные работы, и на исходе третьей недели на ее берегах высились два блокгауза и склад с факторией, после чего бригады занялись сооружением причала. Он возводился на засыпных ряжах[30]и вгоняемых в дно сваях, и метр за метром полз в море.

— Слушай, Миша, а ты до флота часом прорабом не был? — довольно озирая преобразившийся ландшафт, как-то поинтересовался Круглов.

— Не был, Юра, — в тон ему ответил Лобанов и, скорчив зверскую рожу, разнес двух мичманов, вздумавших устроить перекур в неурочное время.

— А вот матом ругаться нехорошо, — сделал ему замечание старпом. — Что о нас подумают индейцы?

Вопреки мнению Кузнецова и под впечатлением всего увиденного, Текумсе решил оказать морякам помощь, и каждое утро в бухте появлялись несколько десятков молодых воинов.

Сначала их использовали как тягловую силу, но постепенно многие научились владеть целым рядом инструментов.

Завязывались и первые знакомства, русские учили индейские слова, а ирокезы запоминали русские.

С открытием же фактории, над которой взвился российский флаг, общение между сторонами сделалось еще более плодотворным.

В ее склады и устроенный моряками ледник потекли лосиные и оленьи туши, связки битых гусей, маис и рыба, а в лесные индейские селения — порох, табак, капканы и прочие товары.

Указание Морева о запрете продажи «огненной воды» Поликарп Матвеевич воспринял с грустью, но торговля и без нее обещала быть прибыльной.

Спустя месяц работы по строительству причала были завершены и «Левиафан» с «Аскольдом» отшвартовались у стенки.

— Ну вот, теперь можно и зимовать, — констатировал Морев, окинув взглядом базу с высоты рубки.

Перед ним, на берегу, дымили трубы двух блокгаузов, у фактории, с пристроенным к ней складом, шел оживленный торг с индейцами, бригады Лобанова завершали строительство бани и пекарни.

С наступлением октябрьских холодов залив покрылся льдом, с неба повалил снег и в небе заиграли сполохи северного сияния.

— Почти как у нас, на Кольском, — сказал, задрав вверх голову Порубов, и они с Ксенженко заскрипели обшитыми камусом[31]лыжами в сторону леса.

Было воскресенье, приятели сменились с вахты и решили поохотиться. Одеты они были в меховые шапки, куртки и штаны — результат товарообмена с индейцами, вооружены винчестерами и надеялись подстрелить на суп свежих куропаток.

Войдя под своды вековых кедров, приятели разделились: Порубов направился к небольшому, расположенному в километре справа небольшому озеру, а Ксенженко устроился в засаде рядом с густым кустарником, обильно покрытым замерзшими ягодами.

А спустя непродолжительное время со стороны озера внезапно раздался крик, потом два выстрела, и все смолкло.

— Не иначе медведь, — пробормотал, вскакивая с хвойной лежанки, Ксенженко и вихрем понесся в ту сторону.

Когда, паря ртом и отдуваясь, мичман скатился по лыжным следам к озеру, его глазам открылась мрачная картина.

Снег в прибрежном ельнике был смят и залит кровью, на нем, зажав в руке нож, лежал мертвый краснокожий, а на дальнем склоне виднелась группа людей.

— Са-ашка! — отчаянно заорал моряк, и, сдернув с плеча винтовку, бросился вдогонку.

Но пробежать он успел всего сотню метров. Одна из лыж внезапно хрустнула, Ксенженко зарылся носом в снег и взвыл от ярости.

— Ну, ничего, суки, все равно мы вас достанем! — Провожая взглядом исчезающие вдали точки, он отер рукавицей мокрое лицо, и, встав, буром попер обратно.

А вечером, когда в морозном небе зажглись первые звезды, от озера вверх по склону скрипел лыжами сводный отряд.

Во главе шли Текумсе и Медвежье Плечо, а вслед за ними Морев с Лобановым и четыре десятка русских моряков и ирокезов.

После возвращения Ксенженко место, где произошла стычка, было тщательно осмотрено, Текумсе и его люди опознали в убитом разведчика-кри[32]из английского форта Траут, расположенного в трех днях пути к западу, и незамедлительно было организовано преследование.

Сначала, посовещавшись с офицерами, адмирал хотел решить все по-мирному и вернуть похищенного путем переговоров, однако индейцы воспротивились.

По их словам, комендант форта отличался звериной жестокостью, год назад сжег два индейских селения и истребил всех их жителей.

— Ну что же, тогда пусть расплатится за все, не мы первые начали, — сказал Морев, и было принято решение о проведении военной операции.

Для ее реализации выработали план, моряков вооружили гранатами и автоматическим оружием, а индейцам выдали изрядное количество пороха и свинца для карабинов.

К форту, расположенному на берегу одноименного озера, подошли в предрассветном сумраке. Над ним мирно курились трубы, в морозном воздухе гулко лопались от мороза лиственничные бревна.

Ирокезы, оправдывая свое название, ужами скользнули на палисад и вскоре оттуда упали два тела, затем наверх взобрались моряки и, установив ручной пулемет, приготовили гранаты.

Вслед за этим в небо взвилась ракета, и все завертелось в бешеной круговерти.

Треск очередей и взрывы гранат мешались с отчаянными воплями англичан, им вторил боевой клич индейцев. Через пятнадцать минут все было кончено.

На окровавленном снегу остывали бездыханные тела, между которыми бродила лошадь.