– Почему ты думаешь, что это он?

– А кто еще? Ясное дело, маньяк.

– Ну, хорошо. Допустим. И куда же он потом делся? А главное, куда пропали обитатели дома? Эта твоя Светлана…

– Да тут все просто. – Лилька взмахнула длинными ресницами. – Он их… того…

– Что – того?

– Убил.

– Ну, ты даешь! Как это: ни с того ни с сего? А главное, зачем? Жил, жил себе в подвале. И вдруг взбесился и начал крошить население дома.

– Точно.

– Ерунда. Но даже если так, где трупы?

– Где-нибудь здесь. Спрятал. Вон хотя бы за той дверью.

– Пойдем посмотрим.

– Я боюсь.

– Сама напридумывала, а теперь трясешься.

Павел подошел к двери и попытался ее открыть. Заперта. Он повернул кронштейн, потом снова дернул за ручку. Дверь медленно подалась. За ней было темно. Лишь свет из комнаты, в которой они находились, вырывал узкий кусок перед входом. Павел шагнул вперед. В новом помещении оказалось так же холодно, как и на улице. Он постоял некоторое время на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к мраку. Лилька толкалась позади, но входить в новую комнату не спешила.

– Ну что там? – поминутно спрашивала она.

– Не видно ничего. Сумрак.

Наконец он стал различать во мраке некие неясные очертания.

Первым делом нужно найти выключатель. Вот что-то похожее. Пальцы нащупали кнопку. Вспыхнул неяркий свет, и Павел отшатнулся назад. Прямо на него из полумрака смотрел человек. Почти сразу же Павел понял: перед ним мертвец. Это был мужчина. Лицо несчастного выражало страдание и одновременно ярость. Рот разинут в беззвучном крике, остекленевшие глаза, казалось, готовы выскочить из орбит. Но только сейчас Павел понял: большая часть туловища у субъекта отсутствует. Перед ним находились лишь голова и грудная клетка.

– Ну что, что?.. – опять спросила из-за его спины Лилька.

– Труп, – выдохнул Павел.

– Не шути так.

– Посмотри сама.

Девушка заглянула в помещение и взвизгнула. Она орала примерно минуту, а в это время Павел молча взирал на открывшуюся картину. Торс мужчины стоял на толстом, довольно высоком бревне типа колоды, на которой рубят мясо. Но, что самое удивительное, его обрамляло нечто вроде тонкой рамы.

– Я же говорила, говорила!.. – зашлась воплем Лилька.

– Да не ори ты! – Павел во все глаза таращился на ужасную картину. – Эге! – воскликнул он. – Что-то тут не то!

Он, пересиливая себя, протянул к лицу мертвеца руку, и пальцы вместо холодной плоти наткнулись на стекло.

– Да это!.. Да это обычная голограмма. Трехмерное изображение. Тьфу ты! Но как натурально! Иди сюда! – позвал он девушку.

– Ни за что!

– Иди, не бойся. Это не мертвец. Нас дурят.

– Не мертвец? А кто же тогда?

– Голограмма. Видела ведь… Вот и тут такая же хрень. Рассчитано на дураков. Света еле-еле… И вначале действительно захватывает дух.

– Не понимаю.

– Картина это, дура. Просто картина! Мистикасьен, – как выражается наш ответственный секретарь. Но ловко, ловко… Для этого нас и закрыли здесь. Чтобы мы напугались до икоты. И, главное, весьма убедительно. – Павел перевел дух и подошел к изображению вплотную. – Смотри ты… И кровь, и рожа страдальческая… Вот уроды!

Лилька тоже на цыпочках приблизилась к голограмме. Вытянув руку, осторожно дотронулась до изображения.

– А-а!!! – рявкнул над ухом Павел. Раздался истошный визг.

– Идиот!

– Ладно. Двигаем дальше.

– Куда?

– Вперед. Или нет. Мы, кажется, дошли до предела. Смотри-ка! Да тут есть выход. Дверца в углу. – Павел толкнул дверцу и оказался на заднем дворе дома.

Ага. Аттракцион закончился. Свет гаснет… Стоп! Как до него не дошло раньше. Лилька!.. Она, похоже, в курсе всего происходящего. Ведь это она заманила в подвал, она изобразила жертву, она заставляла плутать по этому бетонному бункеру. И про маньяка толковала… Жути нагоняла. Вот зараза!

– Лилька, – обернувшись к девушке, спросил он, – это твоих рук дело?

– Ты о чем?

– Да все о том же. Об этой комнате страха. Ведь ты сразу была в курсе? Или нет?

– Не понимаю.

– Да брось придуриваться. Спектакль целый разыграла. Молодец!

– А хоть бы и знала, – неожиданно легко согласилась девушка. – Разве плохо получилось?

Павел засмеялся:

– Да нет. Довольно лихо. Пощекотало нервы. Интересные у вас развлечения. Что ж. Лихо. А теперь куда?

– Пойдем в дом, а то на улице холодно.

За низеньким столиком, там же, где и в первый раз, сидела хозяйка. Увидев гостей, она покатилась со смеху:

– Ну, как? Хапнули страху-то?

Павел принужденно улыбнулся:

– Чуть-чуть, – в тон хозяйке произнес он.

– Лилечка, ты подыграла, как и договаривались?

– Ну дак!

– Отлично. Вы, Павел, не первый, уж поверьте мне. Там до вас один армяшка побывал. Так его чуть родимчик не хватил. Рев поднял на весь дом. Упал там, в подвале, и давай по полу кататься. Еле в чувство привели. Откачали с помощью коньяка. Это все мой Ванюша придумал. У кого-то он, понимаешь, такое видел. Сам вот так же напоролся. Ну и дома завести подобную хрень решил. Картину эту, с дохлым мужиком, раздобыл… Правда, как он рассказывал, там, в этом месте, много страшнее было. Просто до жути. А у нас что? Одна эта голова. Но тоже производит впечатление. Ведь производит?

Павел сей факт охотно подтвердил.

– А я вон по телевизору все видела. Там, в подвале, скрытые камеры стоят. Очень, знаете ли, удобно. Включил и наблюдаешь. Потеха!

– Охотно с вами согласен, – криво усмехаясь, сообщил наш герой. – Шуточка, конечно, еще та.

– Но все равно весело было, – поддакнула Лилька.

– Стараемся, – радостно осклабившись, заметила Светлана Петровна. – А то скучно. Только выпивка…

– Но и она бывает очень даже к месту, – тут же объявила Лилька.

– Конечно, конечно, наливайте…

«Шутки, значит, у них такие, – размышлял Павел, прихлебывая красное винцо из высокого стакана и закусывая его острым сыром. – Развлеченьица со скуки. Ничего. Щекочет нервы. Очень даже щекочет. И устроителю радость. Сидит вот такая барынька, киснет в этих хоромах, и тут гости пожаловали. Нужно на них испытать новую игрушку. Чтоб взбодрить, значит, гостей. Придать им новый импульс. Или нет, ввести в тонус, так образнее. Ну, у этой Светланы Петровны аттракцион довольно прост, а если кто с фантазией да при деньгах? Тут такого можно напридумывать и воплотить. Были бы средства. А вот что с ним самим происходит?.. Не есть ли это все мистификасьен? Одна огромная мистификация, наподобие только что проделанной, только во много раз сложнее… Не просто сложнее – грандиознее! Но кому это нужно? Почему Павел стал ее жертвой? А кто сказал, что эта акция направлена именно на него? А если не на него, то на кого?»