– Я хотел стать адвокатом с тринадцати лет, – сказал Вулф, и у меня перехватило дыхание. Он доверился мне. Открылся. Это был огромный шаг вперед. Это было всем. – Мир – несправедливое место. Он не воздаст тебе должное за хорошее поведение, порядочность и нравственность. Но за талант, энтузиазм и хитрость – да. Эти качества не всегда положительны. И ни одно из них, даже талант, не является добродетелью. Я хотел защищать нуждающихся, но чем больше работал над судебными делами, тем сильнее понимал, насколько коррумпирована эта система. Становиться адвокатом в надежде восстановить справедливость – все равно что стирать пятно от кетчупа с окровавленной рубашки человека, которого пырнули ножом пятьдесят раз. Поэтому я пошел выше.

– Ты поэтому так одержим правосудием?

– Потому что твой отец лишил меня моего отца. Я понимаю, что твое детство было безоблачным. Я даже уважаю твоего отца за то, что он отправил тебя в пансион и отдалил от созданного им бардака в Чикаго. Но я вырос в этом бардаке. Мне пришлось в нем выживать. Он оставил мне шрамы и причинил зло.

– Как ты поступишь с моим отцом?

– Я его уничтожу.

Я сглотнула.

– А со мной? Как поступишь со мной?

– Спасу.

Немного погодя я осоловела от пива и сладкого и, положив голову на грудь Вулфа, закрыла глаза. Он вытащил телефон и позволил мне на себе подремать. Так не похоже на моего мужа. Поскольку здесь не ловила сеть, я не знала, что Вулф будет делать с телефоном, но захотела немного испытать лимит его терпения. Увидеть, когда он аккуратно встряхнет меня и скажет, что нам пора уходить.

Спустя час я проснулась в лужице слюны на его рубашке. Вулф еще возился со своим телефоном, и, стараясь не шевелиться, я посмотрела на экран. Он читал статью в режиме офлайн. Наверное, заранее загрузил документ. Я легонько заерзала, показывая ему, что проснулась.

– Пора возвращаться.

Я бросила взгляд на Артемиду, которая мирно посапывала в стойле, и зевнула.

– Пора, – согласилась я. – Но как же мне здесь нравится.

А потом, не подумав, задрала голову и прижалась к его губам поцелуем. Вулф уронил телефон, обхватил меня руками и с аккуратной точностью усадил к себе на колени. Я тут же почувствовала себя сильнее и бодрее, чем за последние несколько недель, потому обхватила его руками за шею и углубила поцелуй. Не раздумывая над тем, что творю, я начала тереться о его эрекцию. Я еще не начала пить противозачаточные, так как до сих пор не записалась на прием к врачу, и теперь как никогда знала, что наш первый раз случился в приступе гнева. Вулф не хотел детей, а я уж точно не хотела их без его желания. Тем более в девятнадцать лет. Я только начала учиться.

– Я… – сказала я в перерывах между поцелуями. – Нам нужен презерватив. Я не предохраняюсь.

– Я вытащу. – Вулф спустился поцелуями к моему декольте, расстегивая пуговки темно-синего платья в горошек. Я отстранилась и обхватила руками его лицо, до сих пор изумляясь, что мне дозволено так делать.

– Даже мне известно, что это ненадежный вид контрацепции.

В ответ Вулф улыбнулся, обнажая ряд жемчужно-белых зубов. Мой муж был убийственно хорош. Не знаю, переживу ли я, если он уложит в постель очередную Эмили. Отныне мы не два незнакомца, живущие под одной крышей. Мы сплетены и связаны, соединены невидимыми путами. Если один пытается освободиться, завязывается еще больше узлов, что нас сближают. И Вулф был таким искушенным и умным, что я не знала, как удержать его, даже если захочу. Любой ценой.

– Франческа, от одного раза ты не залетишь.

– Это миф, в который нам сейчас не стоит верить, – упрямилась я.

Дело не в моем нежелании становиться матерью. Я не хотела становиться матерью нежеланного ребенка. А еще хранила глупую надежду, что Вулф со временем передумает, когда поймет, что мы можем быть счастливы вместе. К тому же было что-то пугающе унизительное в таблетке экстренной контрацепции, которую он мне оставил. Мне казалось, будто Вулф отверг меня и то, что могло предложить мое тело.

– Когда у тебя месячные? – спросил он.

Я моргнула.

– На первой неделе месяца.

– Тогда тебе ничто не грозит. У тебя сейчас даже нет овуляции.

– Откуда ты знаешь? – немного безумно засмеялась я, водя пальцами по его груди.

– Жена моего брата… – Вулф умолк, и его лицо закрылось маской ледяного равнодушия. Он не собирался этого говорить. Мне нельзя было знать, что у него был брат, а у этого брата была жена. Я уставилась на мужа, отчаянно желая, чтобы он продолжил, но Вулф сглотнул, осторожно опустил меня на землю и, встав, протянул руку.

– Ты права. Пойдем, Нем.

Я взяла его за руку, понимая, что у нас есть существенная проблема.

Он не хотел впускать меня в свое сердце.

А я больше не могла его оттуда изгнать.

* * *

В домике Вулф подкинул дров в камин, а я тем временем нанизывала маршмеллоу. Я показала ему, как сделать смор – огромный сэндвич с зефиром на палочке. В Швейцарии я всех друзей этому научила, и некоторые родители были вне себя от ярости и отправили директору школы гневные письма. Они сетовали на то, что их дочери набрали слишком много веса с тех пор, как я показала им эту хитрость, и родителям приходилось каждую неделю чистить камин.

– А ты бунтарка, – улыбнулся Вулф. – Одурачила меня этим своим акцентом британского пансиона и безупречными манерами.

Я подавила назойливое беспокойство, что он выбрал меня, поскольку видел во мне потенциальную, идеальную первую леди.

– О, я никогда не была бунтаркой, – ответила я со всей серьезностью. – Я обычно держалась подальше от неприятностей. Был только этот инцидент и тот, когда я случайно подожгла шиньон учителя.

Я засмеялась в объятиях Вулфа, чувствуя себя более расслабленной и счастливой, чем раньше. Он привлек меня к себе и снова прижался нешуточным поцелуем, подсказывающим, что беседы на сегодняшний вечер окончены.

Вулф уложил меня на спину перед камином, в котором плясал желто-оранжевый огонь. Он придавал комнате уютную романтичную атмосферу, несмотря на ее вызывающую роскошь. Деревянная мебель, современная бытовая техника и глубокие темно-коричневые кожаные диваны, накрытые шерстяными пледами, – все это составляло идеальный антураж для того, чего я так отчаянно хотела. Мы, на деревянном полу, лежим на вязаном коврике, и Вулф на мне. Он простонал мне в рот и просунул руку под край моих трусиков. Его пальцы стали ласкать мое лоно, и любой намек на здравый смысл тут же исчез. Я прижалась промежностью к его руке, требуя еще, пока он жадно целовал мою шею. Встав на колени, свободной рукой Вулф расстегнул пуговицы на моем платье, а другой продолжал меня ласкать. Добравшись до последней пуговки, он снял с меня платье и обвел взглядом мое тело, лишая меня моих внутренних барьеров.

– Ты прекрасна, – прошептал он. – И заслуживаешь каждого комплимента и восхваления, что я слышал о тебе до маскарада. Я говорил, что хочу увидеть твою красоту воочию, но у меня не было возможности сказать… что ты превзошла все чертовы ожидания, что у меня были.