Он прекрасно выглядит.

Разумеется, вслух это произносить нельзя. Я отвернулся к балкону и пошел от сада и жены. Подойдя к стеклянным дверям, бросил напоследок на нее взгляд. Франческа снова присела на корточки и вернулась к работе.

– Тебе больше не придется о них беспокоиться, – сказал я.

– О них? – Она непонимающе посмотрела на меня.

Список рос с каждой секундой. Сначала ее отец, теперь Бандини.

– Об уродах, у которых закралась мыслишка причинить тебе вред.

Я вернулся в кабинет и заперся там до конца вечера, не доверяя себе. Если приду в комнату Франчески на ночное пиршество, вряд ли смогу удержаться от того, чтобы не уснуть рядом с ней. У меня и без того были проблемы с самоконтролем.

Мне его недоставало.

Зато у Франчески было с избытком.

Франческа

Мне потребовался час, чтобы расслабиться за рулем.

И причина не только в том, что я боялась угробить дорогущий «Ягуар» Вулфа, памятуя, как за мной гнались парни Бандини и врезались сзади в наш «Кадиллак». Мне просто было не очень уютно в компании своего мужа. Проведя со мной вечер, ночью в мою спальню он не пришел, и сейчас мы едем в его дом на озере. Там он тоже собирался ночевать в разных комнатах? С него станется, прямо скажем. И совета попросить было не у кого. Мои единственные источники любовных советов, «Космо» и «Мэри Клэр», в двадцать первом веке редко освещали темы брака по расчету с жестокими и очень отсталыми в плане эмоций сенаторами. А мисс Стерлинг была пристрастна. Она ответила бы на любые интересующие меня вопросы, лишь бы я была счастлива со своим мужем. Моя мать слишком занята попытками спасти собственный брак, а Клара мне скорее как бабушка, которой у меня никогда не было, так что да, спрашивать у нее было бы гадко.

Я могла позвонить Андреа, но в таком случае боялась прослыть убогой.

Всегда растерянная. Навечно невежественная.

Так что всю дорогу до озера Мичиган я сильно парилась на эту тему. Когда Вулф заговорил о коттедже, я решила, что место будет милым и скромным. На деле «коттеджем» оказалось роскошное поместье из стекла и камня, с джакузи на открытом воздухе, с высокими деревянными балконами и видом на озеро. Эта сельская простота с точки зрения архитектуры завораживала. Дом был укрыт от людского глаза среди вишневых деревьев и зеленых холмов и находился довольно далеко от цивилизации, но без жутковатой атмосферы. Сердце пело от перспективы провести выходные с мужем вдали от всех. Но к радости примешивалось и опасение.

– Чувствую, меня ждет очередной допрос от Немезиды.

Вулф сидел на пассажирском сиденье, скрестив ноги, и щелкал моей зажигалкой. Я кусала нижнюю губу и постукивала большими пальцами по рулю.

– Ты когда-нибудь любил?

– Что за вопрос такой?

– Тот, на который я бы хотела получить ответ.

Он задумался.

– Нет, никогда не любил. А ты?

Я подумала об Анджело. А потом вспомнила все, что пережила из-за своей любви к нему. Я не знала, какие теперь чувства испытываю, но знала, что, из страха солгав мужу, окажусь точно в таком же положении, в каком барахталась сейчас моя мать.

– Да.

– Чертовски больно, не так ли? – Вулф улыбнулся, смотря в окно.

– Да, – согласилась я.

– Вот почему я избегаю этого чувства, – сказал он.

– Но если любовь взаимна, это очень приятно.

Вулф повернулся ко мне лицом.

– Не бывает полностью взаимной любви. Равной. Одинаковой. Один человек всегда любит сильнее. И лучше не быть этим человеком, потому что тогда любовь принесет одни страдания.

Повисло молчание, которое тянулось, пока мы не остановились перед так называемым коттеджем.

– Но ты, – усмехнувшись, добавил Вулф, – слишком умна, чтобы уступить своей любви.

«Тупица, я больше не люблю Анджело! Я люблю тебя!» – хотелось крикнуть мне.

– Именно поэтому я тебя уважаю, – добавил он.

– Ты меня уважаешь?

Вулф вышел и обогнул машину, чтобы открыть мне дверь.

– Если ты настроена выжимать из меня комплименты, то сжимай лучше мой член. Ты прекрасно знаешь, что я тебя уважаю, Нем.

* * *

Холодильник в коттедже был доверху забит всякой вкуснятиной, а на барной стойке стояла тарелка со свежеиспеченными французскими булочками. Я заглотила две штуки, намазав их клубничным джемом местного производства и толстым слоем арахисовой пасты. Вулф запрыгнул в душ, и я последовала его примеру, после чего он запихнул в мой рюкзак упаковку пива и несколько брауни в оригинальной упаковке и приказал мне идти за ним на прогулку. У меня до сих пор болел лоб, кожа на губе лопалась при каждой улыбке, а когда меня положили на каталку, то выяснилось, что ушиблены ребра, но я все равно послушалась.

Я начала подвергать критике наше обоюдное решение не проводить вместе медовый месяц, как вдруг Вулф закинул на плечо мою девчачью сумку и повел меня к мощеной бетонной дорожке в окружении дикой травы, шелестящей под прохладным вечерним ветерком. Ветер и озеро создавали звук приятнее любой симфонии, а от вида розово-фиолетового заката над цепью холмов захватывало дух. Мы прошли примерно минут двадцать, когда выше по склону я заметила еще одну деревянную хижину.

– А там что? – показала я пальцем на домик.

Вулф запустил руку в свои густые темные волосы.

– Я похож на экскурсовода?

– Вы похожи на злюку, сенатор, – поддела я.

– Можем проверить, – засмеялся он.

– Правда? Я не хочу вламываться в чужие владения.

– Какая законопослушная гражданка. Вот бы и твой отец мог похвастаться той же добродетелью.

– Эй, – нахмурилась я.

Вулф легонько пощекотал меня под подбородком, и мне все больше нравился этот жест. Особенно вкупе с тем, что я больше не верила в равнодушие Вулфа по отношению ко мне. Особенно после погони, когда он весь день держал меня в своих объятиях.

– Стерлинг все твердит мне перестать грести тебя и твоего отца под одну гребенку. Это трудно.

– А ты часто так делаешь? – Я вздрогнула, когда он взял меня за руку и потащил вверх по холму.

– В последнее время нет.

– И почему? – спросила я.

– Потому что вы совершенно разные.

Мы пошли в гору, и я начала немного задыхаться. Я была полна решимости завести праздную беседу, чтобы не зацикливаться на своей плохой физической форме из-за отказа от уроков верховой езды в пользу учебы. К тому же на языке вертелся один вопрос.

– Не расскажешь, почему ты так ненавидишь моего отца?