Piscine Pailleron

32, rue Edouard-Paillron, XIX

01–40–40–27–70

Piscine des Amiraux

13, rue des Amiraux, XVIII

01–46–06–46–47

Piscine Keller

14, rue de l’ingénieur-KEller, XV

01–45–77–12–12

Piscine des Tourelles

148, avenue Gambetta, XX

01–40–31–15–20

Piscine de la Butte-aux-Cailles

5, place Paul-Verlaine, XIII

01–45–89–60–05

Piscine de la rue de Pontoise

18, rue de Pontoise, V

01–55–42–77–88

Ночь, или la night, как здесь принято говорить, это мир в себе, закрытый и обособленный, со своими кодексами, правилами и, разумеется, со своим населением. К сведению: по-английски говорят не «the night», а «nightlife», то есть «ночная жизнь», поэтому «la night» можно считать отступлением от нормы. Но не важно, как это явление вы будете называть: «la night», «la nightlife» или «ночная жизнь», главное – быть в нее включенным, быть инсайдером, «одним из своих», владеющим кодами доступа, паролем, логином, связкой ключей и т. п. Одно из основных правил гласит: недопустимо заявиться в субботу на вечеринку в половине второго утра в окружении дюжины парней.

Но существуют и более изощренные, так сказать, завуалированные правила. Настолько завуалированные, что вы даже не можете себе представить. Так, например, однажды мы пришли на вечеринку, одевшись по образу и подобию нью-йоркских цыпочек и чуть наряднее, чем это принято в Париже – то есть в бесформенные футболки (но с лейблом), джинсы с заниженной талией (которые называют «китовый хвост» или «второй зад», намекая на стринги, которые выглядывают из-под брюк) и забавные кеды Converse. Итак, одевшись, как того требуют приличия, и с цветком на груди (не верьте, цветок на груди – это образ, мы бы никогда не решились его приколоть и благоразумно оставили камелию от Chanel дома), мы отправились в половине первого изучать ночное пространство Парижа. И вот мы уже стоим перед дверью клуба Mathis, который нам порекомендовали наши подружки-полуночницы, сказав, что «место стоит того, чтобы его посетить».

Открыв дверь, мы сразу же столкнулись с крашеной блондинкой с пережженными волосами, чью объемистую грудь обтягивала футболка со стразами и поперечным принтом «Dior», которая, смерив нас взглядом с головы до ног (да, да, мы уверяем вас, наши ноги тоже были подвергнуты фейс-контролю), произнесла, надвигаясь на нас, как танк: «Чего надо?» «Кран пришли починить, у вас вода течет в туалете», – чуть было не сказали мы. Но, понимая, что сарказм в данном случае совершенно неуместен, мы промолчали. Ведь настаивать бесполезно, и мы это хорошо знали: дама, о которой идет речь, даже не пожелала узнать, какова цель нашего прихода. И убеждать ее так же бессмысленно, как бессмысленно убедить в собственной правоте чиновника из отдела Социального обеспечения. И как говорил Гораций, который никогда не имел дела с чиновниками этого ведомства: «Покорность облегчает любую боль без лекарств». И мы решили, что никогда больше не будем специально наряжаться для парижских вечеринок.

В следующий раз, надев джинсы скинни, мы отправились в ночной клуб Flèche d’or, прибежище буржуазно-богемной молодежи – музыкофагов, обитающих на северо-востоке Парижа, которых называют трудно произносимым словом «карнорестийцы».[143] Их территория оказалась гораздо более открытой, превалирующие ценности: демократичность, пытки музыкой и фейсбукизм. Стоит только сказать: «Хотелось бы посетить ваш клуб», – и вот вы уже в списке клиентов. Во всяком случае, теоретически все обстоит именно так.

Мотивации коренным образом различаются при выборе заведения, в котором вы хотели бы провести вечер: во Flèche d’or, в Cha Cha или в Baron.

Зайти во Flèche d’or без подготовки, просто потому, что шли мимо и решили сюда заглянуть – практически нереально. Сюда приходят послушать недавно появившуюся электронную группу или исполнителей французской поп-музыки (и, несмотря на это, англофонов). Программы концертов отбираются самым тщательным образом, а внешний вид выступающих всегда соответствует моменту: небрежно растрепанные волосы у молодых людей и брюки с многочисленными карманами на девушках, обутых в туфли дерби из белоснежной кожи в стиле рокабилли.[144]

И мы не завидуем тем, кто решит высадиться на правом берегу в ХХ округе, чтобы провести вечер в клубе, если в его программу включено выступление нигилистической панк-группы, от грохота которой буквально лопаются барабанные перепонки, хотя и их терпение вознаградится: они беспрепятственно доберутся домой и, кроме того, смогут полюбоваться на стеклянный навес над бывшей железной дорогой.

И пусть лондонские или нью-йоркские снобы только посмеют нам сказать, что в Париже не происходит ничего интересного. Да, мы не будем отрицать, здесь почти отсутствует корпоративный дух, здесь больше близости, конфиденциальности между людьми, и здесь больше целомудрия, чем у наших соседей, живущих по другую сторону Атлантики или Ла-Манша. Тридцатилетние меланхоличные цыпочки (к которым, наверное, относимся и мы) до сих пор оплакивают великую эпоху пенных вечеринок[145] в клубе Queen или декадентских празднеств в Palace, где можно было встретить удивительных личностей с таким накалом веселья на грани сумасбродства, что, казалось, они воплощают собой нечто среднее между Грейс Джонс,[146] Жаном Полем Готье и Ролланом Бартом,[147] и где туалетные комнаты использовались, как угодно, но не по прямому назначению. Разумеется, мы никогда не преступали границ дозволенного (во всяком случае, в том, что касается наркотиков и всего остального, на которые было наложено табу), но эксцессы молодости до сих пор навевают ностальгические воспоминания.