Сброс аэробаллистического пенала, снижение в атмосфере, раскрытие и отстрел тормозных парашютов – и вот уже мы явственно различаем громоздкое сооружение, состоящее из массивной чаши с посадочными опорами и нагромождения цилиндров, увенчанного блестящим конусом.

На секунду стало страшно: а вдруг в посадочной процедуре произошел сбой и весь этот космоторт сейчас свалится прямо нам на башку?

Однако экспедиционный модуль дал серию импульсов и по элегантной кривой переместился в район химического завода, после чего еще раз скорректировал плоскостные координаты и как приклеенный завис над посадочной площадкой, обозначенной буквой «H». Ну и уже безо всякой интриги опустился вниз, где и ткнулся посадочными опорами в утрамбованный роботами марсианский грунт.

Однако где же «зрелищность», спросите вы?

А зрелищность была в том, что все эти маневры экспедиционный модуль проделал, оставляя за собой четыре разноцветных иммерсионных следа… Ну или я не знаю, может, то была утечка топлива из треснувшего бака? В общем, модуль явился нам, помавая цветными хвостами, как китайский дракон.

– А можно я начну флагом махать, когда они наружу выйдут? – спросил Полозов, пьяный от переизбытка визуальных впечатлений.

– Да делай что х-хочешь, – сурово отмахнулся Литке, зачем-то запнувшись на букве «х».

Только в этот момент я понял, как же сильно нервничает наш «железный Густав».

Наконец открылся люк в торце одного из цилиндров экспедиционного модуля.

Первыми из жестянки вышли трое – двое мужчин и одна женщина (как ни странно, то, что под скафандром нормальная такая женская грудь, было видно издали, уж очень он был анатомический!).

Все трое смотрели на нас, как гоголевский Хома Брут на панночку.

Все трое застыли, будто приклеились к марсианскому реголиту.

И тогда Литке понял, что пора брать ситуацию в свои руки.

– Короче, Полозов… Идешь со мной… Капелли, ты тоже… И в темпе, в темпе…

Так они и шагали: из-под ботинок летела красная пыль, кое-как развевался триколор, сияло отчаянно яркое Солнце.

– Здравствуйте, соотечественники! – провозвестил Литке, глядя на бледное лицо командира, Ивана Степанкова (его имя я узнал, конечно, потом). – Передовой отряд особого назначения «Вымпел» приветствует вас на гостеприимной земле Марса!

«Про «Вымпел» на лету сочинил», – подумал я с усмешкой.

– Но… Скажите… Почему… Почему нас никто не предупредил? – вместо капитана стервозным голосом всегда правой красавицы-и-умницы спросила женщина-космонавтша, грозно подбоченясь.

– На то были совершенно объективные обстоятельства, дорогая Елизавета Андреевна! О которых я вам, конечно, расскажу за совместным дружеским обедом! Милости просим в «Город-1»!

«Ишь ты… Даже имя-отчество этой грубиянки загодя выучил… Хитрюга».

– Боже мой… Боже мой… – совершенно негероическим, некапитанским голосом повторял капитан Степанков, покусывая нижнюю губу. – Теперь я понимаю, что имел в виду ЦУП, когда сказал, что на месте нас ждет сюрприз… Леший бы побрал такие сюрпризы… Вот так всегда… Всю жизнь к чему-то идешь… Всю жизнь готовишься… Ничего лишнего себе не позволяешь… Всё ради великой цели… И вот… Оказывается, что ты второй… Второй! Второй, мать твою так!

Мне показалось, капитан сейчас разрыдается.

– А я сразу понял, что по прилету нас ждет что-то эдакое, – молодцеватым басом заметил третий космонавт, мужчина лет сорока, который доселе помалкивал. – Когда мне сказали, чтобы я дронов с камерами после посадки ни в коем случае не выпускал и снимать ничего не снимал… Что, мол, вместо прямого эфира пойдет компьютерная эмуляция… Мы ее загодя записали на случай аварий и всякого такого.

«Вот этот, третий, похож на нормального человека. С ним-то и выпью на банкете», – решил я.

Вечером того же дня, когда я с тетраэдрической от разговоров и новых впечатлений головой внимательно разглядывал микротрещинки на стене своей каюты, меня тронул за плечо Благовещенский. Его лицо, обычно исполненное истинно айтишной флегмы, было взволнованным и едва ли не испуганным.

Но что могло испугать космодесантника после всего того, через что мы уже – за эти недели – прошли? Этот вопрос я себе задать не решился. Боялся узнать ответ.

В руках Благовещенский держал запечатанный конверт – похожий на те, что он регулярно таскал Литке.

«Похожий», но не такой же. Мой конверт был голубым, с элегической прозеленью.

– Не спишь? Вот… Тебе тут кое-что, – сказал Благовещенский как-то скованно.

И исчез. Быстро-быстро.

Первая моя мысль была: Литке захотел узнать мое мнение по поводу чего-то (он любил использовать меня в качестве «гласа народа», при этом приговаривал что-то про мой «незамыленный глаз»).

Вторая мысль была: меня повысили в должности. И теперь начальство будет писать не только Литке, но и мне тоже. Чтобы, значит, доносить свои мысли до такого важного перца. Это, конечно, были беспочвенные мечтания – насчет «повысили».

А в реальности в конверте была… записка из Лунного Контроля.

От Виолы.

Переданная самым эксцентричным и расточительным способом – факсимильно.

Я навсегда запомнил этот ее девчачий, с красивым школьным наклоном, почерк – даром что перечитывал ту ее записку из Останкинской телебашни раз пятьдесят.

Итак… Дрожащими руками я вскрыл конверт.

«Владимир, приветики! Ну что же это такое, а? Я Вас жду, я, можно сказать, дни считаю. Я даже купила новую сумочку и туфли, такие бежевые, говорят, что мне они идут. А Вы – Вы застряли на этом чертовом Марсе! Я знаю, что это не Ваша вина. И Наташа с Марго говорят, чтобы я не вмешивалась… Что, мол, мужчины не любят, когда женщины суют нос в их дела. Но… Но мне так хочется, чтобы мы сходили наконец в парк! Ведь мы собирались! А то и лето скоро пройдет, начнутся дожди, страшно обидно будет… В общем, спрашиваю Вас без обиняков: Вы не обидитесь, если я схожу к Первому и попрошу, чтобы за Вами прислали корабль? Я знаю, у них есть. Не думаю, что он мне откажет… Но если вы скажете «нет», значит, я так делать не буду. Я же столько лет в Комитете, всё-всё понимаю… С надеждой на скорую встречу, Ваша Виола».

Я положил записку на колени. Затем снова перечитал.

Как же это понимать, а? Литке говорит, что нет никакой возможности нас эвакуировать отсюда. А по мнению Виолы – она очень даже есть. «Корабль»…

Кому верить?

Предположим – Виоле. Но если я соглашусь на ее предложение помочь, то… будет ли это означать, что вытащат всех нас – и Благовещенского, и Полозова, и Литке (на это вроде бы намекает последнее местоимение «вы», написанное с маленькой буквы). Или же что с Марса заберут меня одного (ведь может же красотка Виола забыть разницу между «Вы» и «вы»!)?