Они закончили, и последний человек, которому снимали отпечатки, Эмма Лавенхэм, уже ушла.

– Как ты считаешь, что босс о ней думает? – спросила Кейт таким тщательно выверенным тоном, который даже ей показался неестественным.

– Он нормальный мужик, еще и поэт. И думает то, что любой нормальный мужик и поэт думает, когда встречает красивую женщину. По-моему, все сводится к тому, что он бы не отказался затащить ее в ближайшую койку.

– Да ладно, обязательно нужно быть таким вульгарным? Вы, мужчины, что, не в состоянии думать о женщине не с точки зрения койки?

– Надо же, Кейт, какая святоша! Ты же спросила, что он подумал бы, а не что он сделал бы. Но босс держит все свои инстинкты под контролем, в этом-то и проблема. Эта Эмма здесь как бельмо на глазу, разве нет? Вот зачем, по-твоему, отец Себастьян ее привез? Чтобы время от времени потренировать ребят, как противостоять искушению? Хотя, возможно, скорее, стоило бы привезти симпатичного мальчика. Кстати, те четверо мне показались мужиками с отчаянно скучными нормальными наклонностями.

– А ты-то уж, конечно, в этом разбираешься…

– Как и ты. Кстати, о красоте. Как тебе наш Адонис, красавчик Рафаэль?

– Имя подходит как нельзя кстати. Мне вот интересно, а если бы его назвали Альбертом, он бы тоже так выглядел? Слишком привлекательный и знает об этом.

– Возбуждает?

– Нет, как и ты. Теперь пойдем по гостям. С кого начнем? С отца Себастьяна?

– Что, прямо так, с самого верха?

– А почему бы и нет? А потом босс позвал меня на встречу с Арбетнотом.

– Кто будет главным с директором?

– Я. В любом случае начну первая.

– Думаешь, он больше откроется женщине? Может, ты и права, но ставить на это я бы не стал. Священники к исповеди привычны. Они умеют хранить секреты, в том числе и собственные.

11

– Вы, конечно, захотите увидеть миссис Крэмптон, пока она еще не уехала, – сказал отец Себастьян. – Я вам сообщу, когда она будет готова. Предполагаю, ей разрешат пройти в церковь.

Дэлглиш коротко подтвердил свое согласие. «Интересно, – подумал он, – принимает ли отец Себастьян как должное, что, если миссис Крэмптон захочет увидеть, где умер ее муж, он будет ее сопровождать». У Дэлглиша было свое мнение на этот счет, но он рассудил, что теперь не время спорить по этому поводу. А миссис Крэмптон могла и не захотеть идти в церковь. Но им важно было встретиться в любом случае.

Сообщение, что вдова готова увидеться с коммандером, принес во временный штаб Стивен Морби, которого отец Себастьян использовал в качестве глашатая. Дэлглиш отметил, что Морелл очень сильно не любит телефон.

Когда он вошел в кабинет директора, миссис Крэмп-тон поднялась со стула и пошла к нему навстречу, протягивая руку и пристально его рассматривая. Она оказалась моложе, чем предполагал Дэлглиш, с большой грудью, изящной талией и с приятным, открытым и ненакрашенным лицом. Она была без головного убора, и ее короткие волосы каштанового цвета, расчесанные до блеска, казались дорого подстриженными: он мог бы поверить, что она только что от парикмахера, если бы не абсурдность самой идеи. На лацкан костюма, синего с желтовато-коричневым, женщина приколола большую брошь с камеей, очевидно, современную, которая не сочеталась с деревенским костюмом из твида. Дэлглиш подумал, может, это подарок мужа и она пристегнула его на пиджак как символ преданности или своего рода вызов. Короткое пальто, в котором она приехала, лежало на спинке стула.

Миссис Крэмптон превосходно держала себя в руках, а ее ладонь оказалась холодна, но тверда. Отец Себастьян представил их коротко и официально. Дэлглиш произнес обычные слова сожаления и сочувствия. Он и не помнил, сколько раз говорил это семьям жертв: для него они всегда звучали неискренне.

– Миссис Крэмптон хотела бы побывать в церкви, – сказал отец Себастьян, – и просит, чтобы вы пошли с ней. Если я понадоблюсь, вы найдете меня здесь.

Они прошли по южной галерее через мощеный двор к церкви. Тело архидьякона уже увезли, но в помещении работали криминалисты, один из которых убирал из северной галереи листья, тщательно осматривая каждый. К ризнице уже вела расчищенная тропинка.

В церкви оказалось холодно, и Дэлглиш понял, что его спутница дрожит.

– Хотите, я принесу вам пальто? – предложил он.

– Нет, спасибо, коммандер. Все нормально.

Он шел впереди, показывая дорогу к «Страшному суду». Можно было и не объяснять, что это то самое место: камни на полу были запачканы кровью ее мужа. Абсолютно не стесняясь, хотя немного неуклюже, она преклонила колени. Дэлглиш отошел к центральному проходу.

Через несколько минут она к нему присоединилась.

– Мы можем на минутку присесть? – спросила женщина. – У вас, наверное, есть ко мне вопросы.

– Я мог бы задать их в кабинете отца Себастьяна или во временном штабе, в коттедже Святого Матфея, если там вам будет удобнее.

– Мне будет намного удобнее здесь.

Два криминалиста тактично удалились в ризницу, а они присели и какое-то время молчали.

– Как умер мой муж, коммандер? – наконец спросила она. – Отец Себастьян очень не хотел говорить.

– Отцу Себастьяну и не рассказывали, миссис Крэмптон.

Что, конечно, не подразумевает, что он не знал. И Дэлглиш подумал, приходила ли ей в голову такая вероятность.

– Для успеха расследования очень важно пока не разглашать детали, – объяснил он.

– Я понимаю. И ничего не скажу.

– Архидьякон был убит ударом по голове, – осторожно начал он. – Все произошло внезапно. Думаю, что он не мучился. Возможно, даже не успел удивиться или испугаться.

– Спасибо, коммандер.

И снова повисло молчание. Оно было на удивление дружеским, и коммандер не спешил его прерывать. Даже в горе, которое она переносила стойко, с ней рядом было спокойно. Возможно, именно это качество, пришло на ум коммандеру и привлекло в этой женщине архидьякона. Молчание затянулось. Бросив взгляд на ее лицо, Дэлглиш увидел, как на щеке блестит слеза. Она подняла руку, чтобы ее смахнуть, но, когда заговорила, голос был ровным.

– Моего мужа не сильно ждали в этом месте, коммандер. Но я знаю, что никто в Святом Ансельме не мог его убить. Я отказываюсь верить, что член христианской общины мог совершить такое злодеяние.

– Об этом я и должен вас спросить, – сказал Дэлглиш. – У вашего мужа были враги? Кто-нибудь хотел ему навредить?

– Нет. В приходе его очень уважали. Даже, можно сказать, любили, хотя сам он не называл это любовью. Он был добрым, честным приходским священником, способным сострадать. И никогда не жалел себя. Я не знаю, рассказали ли вам, что, до того как мы поженились, он успел овдоветь. Его первая жена покончила жизнь самоубийством. Красивая женщина, но с отклонениями. А он очень ее любил. Эта трагедия сильно на него повлияла, но он смог ее пережить. Он учился быть счастливым. И мы с ним были счастливы. Жестоко, что все его надежды должны были закончиться именно так.