Неру родился в Дели в семье из высшей касты. После смерти своего старшего брата он стал главой семьи. Он добился впечатляющих успехов как адвокат и стал лидером Индийского национального конгресса, заняв пост президента в 1919-м, а затем в 1928 году. В 1947 году его сын Джавахарлал, родившийся в Аллахабаде через несколько месяцев после отъезда Киплинга, станет первым премьер-министром независимой Индии. Его внучка Индира Ганди станет первой женщиной на посту премьер-министра Индии.

Такие делегаты конгресса, как Мотилал Неру, в конце 1880-х годов отнюдь не были радикалами. Верность империи воспринималась как должное. В конце весны 1887 года масоны из английских конституционных лож на северо-востоке Индии добавили свои имена в «Обращение подданных», отправляя «самые теплые и самые почтительные поздравления» королеве Виктории в день ее золотого юбилея. Документ был типичным для своего жанра: в нем масонство соотносилось с монархией и важнейшими делами империи. В Аллахабаде свою подпись поставили почти все. Мотилал Неру даже подписал документ дважды — и это несмотря на то, что налоги, собранные для оплаты празднования юбилея, были оскорблением для индийского народа, против которого протестовали члены конгресса. Многому предстояло измениться, прежде чем конгресс из «лояльной оппозиции» 1880-1890-х годов превратится в правящую партию 1940-х годов века.

Члены ложи «Независимость и человеколюбие» в Аллахабаде: Редьярд Киплинг (1865–1936, слева) и Мотилал Неру (1861–1931, справа). У ног Неру на этой фотографии 1894 г. сидит его сын Джавахарлал, будущий первый премьер-министр Индии

Тем не менее удивительно, что архиимпериалист Киплинг был в одно и то же время членом той же масонской ложи, что и один из отцов индийского национализма, что смертельный враг самоопределения Индии восседал в братской гармонии с основателем главной политической династии независимой Индии. Но это было не просто совпадение. Так же, как масонство сыграло свою роль в истории Британской империи, оно сыграло роль и в возникновении организованного индийского национализма.

Для амбициозных, англизированных индийских интеллектуалов, таких как Мотилал Неру, ложа была возможностью пообщаться с влиятельными британцами. Но масонство было и школой политических дебатов и конституционного управления — точно так же, как это было в Великобритании и Франции XVIII столетия. Лозунг «искусства» о братском равенстве может показаться пустым в устах некоторых империалистов, но жизнь в ложе все же может служить практическим примером равенства между образованными индийцами и их имперскими хозяевами. Масонские ценности также предполагали, что равенство между индийцами тоже возможно. Терпимое, но не светское, современное и вместе с тем уважающее традиции, масонство предлагало способ преодолеть главное препятствие на пути реализации национальных интересов Индии: огромные культурные различия между его общинами, особенно индуистами и мусульманами. Неудивительно, что масонов было так много среди первых лидеров Индийского национального конгресса: между 1885 и 1907 годами братьями-каменщиками была половина его председателей.

Масоны полюбили стихотворение «Материнская ложа», как только оно было опубликовано в мае 1895 года. Как писали в то время в журнале Masonic Illustrated, стихотворение «берет за душу каждого масона…». «Равенство, братская любовь, высшее благо масонства находят выражение в рефрене». Сила сентиментальности стихотворения заключалась в том, что оно стирало как собственные предрассудки Киплинга, так и жесткие границы масонской терпимости в Индии. Завоевание и управление отсталыми регионами планеты казалось самоотверженным упражнением в братской щедрости и непредубежденности. Снова и снова в своей писательской карьере Киплинг возвращался к идее масонской ложи как микрокосма империи и святилища, где взаимопонимание между культурами суверенно — но только при условии, что неизменным останется имперское правление. Эта идея прижилась и в общественном сознании, потому что она отражала то, как британцы относились к своим заморским владениям.

В 1890-х годах Киплинг быстро становился имперской и масонской знаменитостью. Его стихи, как и его образ, быстро переносились прессой из одного конца империи в другой. В XIX и начале XX века от Данди до Дели масонские журналы расходились хорошо. Они рекламировали масонство и позволяли читателям почувствовать общность своего мировоззрения. На страницах этих журналов прославлялись великие масонские строители империи: генерал-губернатор Индии Ричард Уэлсли и его брат Артур, герцог Веллингтон; Стэмфорд Раффлз, основатель Сингапура; Сесил Родс, алмазный магнат и «колосс» Южной Африки; и конечно же близкий друг Родса Редьярд Киплинг.

Киплинг, возможно, стал империалистом в Индии, но сразу после публикации «Материнской ложи» он обратил свой взор на Южную Африку. Ему казалось, что Британии не хватает территории, которую можно было бы завоевать, и что ее промышленные соперники, в первую очередь Германия, жадно пытались отобрать у нее то, что осталось. Его империализм также подогревался страхом, что все, чем владела королева Виктория, может быть легко потеряно. Он все чаще использовал заклинательный, поэтический голос пророков Ветхого Завета, призывая к патриотическому долгу. Такие стихотворения, как «Последнее песнопение» (Recessional, 1897) и «Бремя белого человека» (The White Man’s Burden, 1899), публиковавшиеся в The Times, казались рифмованными редакционными статьями. Киплинга провозгласили «лавроносцем империи».

Масоны во время Англо-бурской войны (1899–1902) смотрели на свое братство через очки, окрашенные в такой же розовый цвет, каким обозначались кусочки империи на британских картах мира. Как и все в Британии, они почувствовали беспрецедентный всплеск патриотизма, подпитываемого ура-патриотической прессой. Daily Mail, основанная только в 1896 году, к концу конфликта достигла миллиона читателей, став самой продаваемой ежедневной газетой в мире. Хотя масонские журналы печатались куда меньшими тиражами, они внесли свой вклад в медиавоину, что явствует из их освещения двух самых знаменитых собраний ложи того времени.

Блумфонтейн был городом милых одноэтажных домиков с жестяными крышами, за цветниками которых ухаживали африканские слуги. Он, казалось, затерялся в бесконечных волнистых карамельно-коричневых тонах южноафриканского вельда. Тем не менее этот город был столицей Оранжевой республики, которая вместе с братской Республикой Трансвааль вступила осенью 1899 года в Войну за независимость от Британской империи. Итак, 13 марта 1900 года тридцатитысячная колонна британских краснолицых солдат, одетых в потертый хаки и разваливающиеся ботинки, вышла на городскую площадь. Падение Блумфонтейна, похоже, стало началом конца войны.

Лондон торжествовал. Члены обеих палат парламента собрались перед Букингемским дворцом, чтобы исполнить гимн «Боже, храни королеву». Масоны поднимали тосты за триумф британской армии: командовал имперскими войсками в Южной Африке лорд Робертс, брат и мастер ложи, а также ветеран кампаний в Индии, Абиссинии и Афганистане.