Если усилия, которые предпринимал Фридрих-Вильгельм IV по этому поводу, рассматривать как единое целое, становится ясно, что он пытался иметь дело скорее с симптомами, чем с болезнью. Вильгельм I, пришедший ему на смену, сосредоточился на том, что приводило к долгам и всем нежелательным последствиям этого. Еще 2 августа 1860 года, когда он был принцем-регентом, Вильгельм высказал свое мнение: «Я также твердо не одобряю, – заявил он в указе кабинета, подписанном фон Рооном, – вкус к роскоши, проявляемый разными подразделениями. Это в высшей степени не по-солдатски и весьма отличается от простоты, которая желательна в военной жизни. Я также не одобряю практику банкетов и обмена дорогими подарками по всякому возможному случаю. Профессиональная эффективность – вот настоящая ценность, которая охраняет положение человека в глазах его сотоварищей-офицеров и оставляет после него доброе имя, когда он уходит; это не внешняя демонстрация богатства или признание товарищей по оружию, выраженное в прощальных обедах, дорогих сувенирах, подарках и так далее».

Впрочем, вскоре после этого пришли войны 1864, 1866 и 1870—1871 годов, и они едва ли добавили жалобы по такого рода делам. Тем не менее во время войны 1870 года баварцы были потрясены дороговизной и роскошью полевого снаряжения прусских офицеров – последнее включало обслуживание за столом, в то время как баварцы снабдили себя лишь карманным ножом и вилкой. Более того, во время перемирия и оккупации Франции многие офицеры получали солидное жалованье и сделали своей привычкой жить с большим комфортом[36]. В контексте общего положения дел в Германии офицерский корпус все больше склонялся к экстравагантности и символам статуса; дело дошло до того, что эта тенденция вызвала беспокойство у императора и военного министра. В начале 1876 года военный министр фон Камеке написал меморандум о роскоши в армии и о сопутствующих ей опасностях. Несмотря на то что фон Альбедиль, глава военного кабинета, отрицал это, министр откровенно признал, что материализм все больше завоевывает позиции в армии, что офицеры становятся весьма буржуазными в худшем смысле этого слова и что старая, традиционная простота больше не является прочным фундаментом офицерского корпуса, каким она раньше была. Хотя и завершенный со слабой нотой надежды, меморандум в целом дышит духом меланхолической покорности силе обстоятельств. В какой-то мере это может быть объяснено тем, что Камеке, как сказал его друг, саксонский генерал, был человеком склонным к тревожным мыслям – «в отличие от типичного прусского офицера».

Камеке был не единственным, чья тревога была доведена до сведения военного кабинета[37]. Однако Альбедиль полагал, что молодые офицеры имели меньше долгов, чем в прошлом, и считал это заслугой офицерских клубов. Однако другие, и их было большинство, полагали, что клубы дают возможность для совершения таких трат на предметы роскоши, которые далеко превышали средства офицеров. Впрочем, Альбедиль признавал, что «хорошего офицерского материала» становится все меньше, однако он приписывал этот факт в меньшей степени стремлению офицеров жить не по доходам, чем «вымиранию и обнищанию неродовитого дворянства и разложению офицеров и семей высших гражданских чиновников». Вывод, который он делал, был весьма прост: дворянство следует поставить на ноги, а офицерские семьи нужно защищать от бедности. Увы, как именно это сделать, он не сказал.

Можно заметить, что взгляды военных советников Вильгельма I не подкреплялись социальными или экономическими факторами, и вследствие этого не было сделано ничего эффективного в решении этой насущной проблемы. Даже меморандум военного министра Альбедилю, похоже, провел три года среди бумаг, не требующих срочного рассмотрения, после чего его подшили в дело. И все же в свете многочисленных дополнительных расходов, которых едва ли мог избежать молодой офицер, частные средства были именно тем, что было ему нужно, если он хотел свести концы с концами.

В любом случае сам император всегда давал своим офицерам хороший пример, ведя исключительно простой образ жизни.

Это справедливо и в отношении его внука, Вильгельма II, который в частной жизни следовал традициям своей семьи, как, впрочем, и большинство представителей германских династий. В то же время у него было развито личное ощущение прав и обязанностей современного германского императора, и он не оставил в стороне материальные проблемы офицерского корпуса, стараясь привить ему представление о том, как должно вести себя «первое сословие» в государстве. Однако, каковы бы ни были намерения императора, давний крен в сторону больших расходов не был преодолен. Поступки офицеров были их личным делом, но они все в большой степени приходили в столкновение с их официальным положением. Многие офицеры стонали под тяжестью расходов (особенно если они женились молодыми) и были бы довольны, если бы вели намного более скромный образ жизни. «Роскошная нищета» – так можно охарактеризовать существование многих офицеров. Однако тон задавали более богатые их товарищи, и их ряды росли не только в «аристократических» полках, но также и во многих других.

Вильгельм II так же, как и его предшественник, имел повод быть недовольным «излишней роскошью» и предпринял шаги, чтобы ограничить ее. 5 июля 1888 года он издал указ офицерскому корпусу и изложил ряд своих пожеланий. Среди прочего он высказал свое неодобрение в адрес офицеров, которые носили форму ультрамодного покроя, и объявил, что если регуляции по униформе требуют дополнений или исправлений, то он сохраняет за собой право следить, чтобы это было сделано. На более позднем этапе он часто менял униформу различных армий и служб, чем вводил офицеров (всех, кроме баварцев, которые этому не поддавались) в серьезные дополнительные расходы, в которых, в сущности, никакой необходимости не было.

И все-таки не ради развлечения последний из императоров проявлял такой большой интерес к униформе. Очевидно, император ожидал, что это приведет к снижению жизненного стандарта у офицеров, дисциплинирует их и сократит их тягу к роскоши. Более того, имеются указания в архивах, что случаи проявления «экстравагантности» в более аристократических полках рассматривались весьма снисходительно, не говоря о том, что их поощрял даже военный кабинет, в отличие от более прямолинейно мыслившего военного министра.

Одним из проявлений «роскоши» были ставки в скачках на лошадях, игра в тотализатор, которая не слишком далеко ушла от обычной азартной игры на деньги. Несмотря на неодобрение императора, эти явления продолжали распространяться не только среди прусских офицеров, но также и среди саксонцев. Вильгельм I в 1866 году учредил комиссию, поставив перед ней задачу рассмотреть, стоит ли офицерам запрещать участвовать в публичных скачках. Комиссия единодушно высказалась против. Император выразил удовлетворение, одобрив лишь некоторые незначительные ограничения, например офицеры не должны соревноваться с жокеями, а могут скакать на лошадях, принадлежащих таким же, как они сами, офицерам и т. д. Такого же рода подход к этому вопросу проявил и Вильгельм II.