Расовое сознание на самом деле не играло особой роли даже среди прусских офицеров; фактическое подтверждение этому можно найти в следующем инциденте, имевшем место в 1913 году. Бельгийское законодательство задало вопрос, может ли человек-полукровка, смешанной белой и индийской крови, отец которого или мать были германскими подданными, стать прусским офицером. Прусский военный министр не согласился с тем, что такой вопрос вообще должен приниматься во внимание, и возразил против мнения министра иностранных дел, что все зависит от личности кандидата (образования и т. д.), от социального происхождения и положения его родителей и от его религиозных убеждений. По мнению военного министра, не существует ограничений, которые могли бы воспрепятствовать человеку смешанной крови получить назначение на военную должность. Военный министр заметил мимоходом, что «закон не признает никакого исключения, основанного на смешанной крови. Мы принимаем египтян, японцев, американцев, бразильцев и т. д., и кое-кто из них стал офицерами; однако можно усомниться, изучался ли вопрос смешанной крови и решался ли он в каждом отдельном случае!». Этот эпизод также разъясняет, что против других рас возражений не было, в отличие от евреев. Все же не было возражений против женитьбы на крещеной еврейке при условии, что она была достаточно богата.

Разброс и путаница мнений, существовавшие в отношении еврейского вопроса, еще более выпукло демонстрируют тот факт, что в то время, как евреи могли быть офицерами запаса, некоторые христианские «раскольники» таковыми быть не могли. Более того, «раскольников» отвергали не на какой-либо принципиальной почве, а просто потому, что еврейские вольнодумцы, атеисты и тому подобные личности приписывали себе диссидентство сознательно. Считалось возможным, что «для назначения на должность отдельные личности обозначают себя как раскольники, чтобы скрыть свое членство в каких-либо религиозных деноминациях, что обычно не позволило бы им быть избранными в офицеры запаса». Местные военные власти были конфиденциально проинструктированы расследовать термин «раскольник» в каждом отдельном случае и действовать соответственно в отношении членов деноминаций свободной церкви. Произошел случай, в ходе которого лейтенант ландвера, который был магистратом в гражданской жизни, покинул местную евангелическую церковь и отказался объяснить местным военным властям, почему он это сделал. В результате механизм, имеющий отношение к вопросу признания «диссидентов» в прусском офицерском корпусе, был запущен, и решался он согласно разъяснениям военных властей, приведенным выше. «Классификация в качестве диссидента», как информировал военный министр рейхстаг в конце 1907 года, «не дисквалифицирует автоматически человека, не позволяя ему быть избранным для назначения, и не влечет за собой его отставку. Членство в религиозной деноминации, однако, признавалось государством таким желанным для офицера, что стало необходимостью, если человек покидал церковь, расследовать основания его поступка… В любом случае эта процедура ставила преграду отдельным людям, пытавшимся получить назначение на военную службу, назвав себя раскольниками». За это время только два офицера и семь офицеров запаса – медиков во всей прусской армии охарактеризовали себя диссидентами.

Так решалась проблема «раскольников», и это показывает, каким был сам еврейский вопрос, который в то время действительно стоял на повестке дня; о нем судили официально и в принципе меньше с расовой точки зрения, чем с религиозной. Антисемитизм как вопрос принципа возник в Древнем мире и в Средние века из-за экономических и религиозных конфликтов. В современном мире он распространился – отчасти открыто, а отчасти скрытно – по всей Европе и Америке. Однако в Германии, где по отношению к евреям имела место определенная доля презрения и пренебрежения, имелись большие слои населения, в которых такое отношение едва ли прослеживалось вплоть до 1914 года. Только среди интеллигенции и потом среди тех, кто читал Вагнера, Ницше, Хьюстона, Чемберлена, подобное отношение нашло своих приверженцев. В целом доктрина антисемитизма оставалась чем-то довольно абстрактным, чем-то, что не вполне имело смысл. Во многом это относилось и к офицерскому корпусу: «Армия не проеврейская, однако она и не антисемитская». Если еврей в Первую мировую войну вел себя с отличием, выказывал отвагу на поле боя или проявлял себя исполнительным солдатом, то его признавали и почитали, как всякого другого. Две тысячи «германских подданных еврейского вероисповедания» (как тогда говорили) были призваны на эту войну, равно как и 1200 офицеров-медиков и военных чиновников, и среди них были многие, заслужившие высокие награды, даже высшую германскую награду за доблесть.

С другой стороны, немало людей было склонно думать, что было слишком много евреев, занятых на «легкой» работе за линией фронта, и особенно в военных экономических организациях (которые в любом случае не пользовались популярностью); это вызывало так много нареканий на фронте, что начиная с зимы 1916/17 года и далее власти приказали некоторым образом «прочесать» ряды тыловиков.

Вальтер Рейнхардт, вюртембергский генерал, который был назначен военным министром Пруссии в ноябре 1918 года, был, в общем, за равные права для евреев, включая право быть призванными на военную службу. В то же время он прекрасно понимал, что это было «вероятно, не то, что от него ждали». Рейнхардт был человеком, привыкшим думать о себе, а его карьера в армии научила его исключительно хорошо понимать настроение и нравы офицерского корпуса сверху донизу. Его осторожные высказывания являются показателем того, насколько велико было разнообразие мнений по отношению к еврейскому вопросу среди офицеров. Зимой 1918/19 года произошли революционные мятежи, и ведущая роль, которую в них играли евреи, очевидно, нанесла некоторый ущерб всему еврейству в целом. Офицеры, почувствовавшие, как земля зашаталась у них под ногами, и ранее в целом настроенные проеврейски, теперь, естественно, стали менять свое мнение. Между тем политика Рейнхардта оставалась неизменной, намеренно «реставрационной» по своему характеру, ибо среди большого количества имевшихся в наличии офицеров число избранных евреев не было впечатляющим. Отсюда следует, что в более поздние года очень немногие офицеры были вынуждены покинуть вермахт по расовому признаку согласно так называемым нюрнбергским законам. Как вспоминал адмирал Редер, только два офицера из всех флотских офицеров были вынуждены уйти, и о них позаботились, чтобы они получили хорошую и подходящую работу в гражданской жизни. Когда разразилась война, их приняли обратно на флот. Более того, старшие офицеры успешно заступались за младших офицеров, которым грозила опасность по причине «их не чисто арийского происхождения»; известно лишь о нескольких из них, кто пострадал из-за своей родословной. Нет причины сомневаться в том, что в целом в армии все устраивалось таким же образом. То, что реально имело значение, – это порядочность офицера. Разумеется, в люфтваффе вопрос, кто еврей, а кто – нет, решался самим Герингом.

Во время Второй мировой войны и особенно во время русской кампании еврейская проблема получила фундаментально иной аспект во всем вермахте. В России это было совсем иначе даже по сравнению с тем, что имело место в польскую кампанию. Там впервые преследование евреев в наиболее брутальной форме было приведено в действие в качестве орудия войны; и даже поражение под Сталинградом не открыло финального акта страшной трагедии. В каждой армейской газете (большинство которых редактировалось членами нацистской партии), на каждом фронте – от «Атлантической стены» до степей России, от африканской пустыни до арктического круга – систематически проводилась кампания ненависти к евреям. На русском фронте за словами последовали действия – фактически массовые убийства. Многие генералы вермахта всеми силами старались противодействовать широко распространившемуся ужасу, который подобные вещи вызывали у офицеров и рядового состава. На русском фронте генералы, похоже, в большой степени преуспели в том, чтобы удерживать вермахт от бойни, как таковой, и от формальной ответственности за нее. 24 сентября 1941 года, например, штаб южной группы армий (фон Рундштедт) направил всем подразделениям следующий циркуляр: «На оккупированных территориях задача расследования и сопротивления вражеским действиям и элементам (коммунистам, евреям и т. д.), которые не входят в вооруженные силы врага, принадлежит исключительно специальным коммандос полиции безопасности и службе разведки, и они примут необходимые меры под собственную ответственность. Отдельным членам вермахта запрещается действовать по собственному усмотрению, и членам вермахта запрещается присоединяться к эксцессам по отношению к евреям: они не должны присутствовать или делать фотографии, когда специальные коммандос принимают собственные меры».