Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глазах Киры стрельнули звёзды. А Боря, приняв это за удивление, начал немедленно двигаться. Тогда Киру расстреляло сразу очередью. Следом за большой волной удовольствия пришла серия маленьких волн, но длинных, протяжных. И каждая последующая волна словно накатывалась на предыдущую.
Выделяя большое количество смазки, член скользил в ней свободно, то достигая матки, то почти извлечённый, но полностью не выходил. Его плотно облегали стенки и с таким жаром слали сигналы, что мозг захламило ощущениями. То ли тело молило о помощи и пощаде, готовое умереть, то ли купалось в неге и готовилось вознести. Полный набор ощущений был настолько велик, что Кира в начале забывала дышать. А когда заставила себя проталкивать воздух в грудь, обратно вырывался уже не стон, а полноценный крик.
Крик довольной жизнью женщины, что всю жизнь жила в подвале дома, и теперь выбралась на крышу и впервые наблюдала за звёздами.
По телу Бори же словно огонь бежал. Сначала по коже, а затем проник внутрь и кровь заменилась лавой. Когда приходила лёгкая усталость и замедлялась скорость, стоило лишь посмотреть на приоткрытый рот и полные удивления глаза, где стреляли фейерверки, а не просто горели искры, он снова начинал двигаться быстро и проникать глубже.
А когда в ухо в очередной раз раздалось протяжное женское «а-а-а!», мозг послал сигнал — пора. И тестикулы поджались, ствол закачало, передавая драгоценную жидкость по «древу жизни» от истока к зароду.
Тогда Боря и понял, что лава уже не в крови. Она стекла ниже, скопилась, а теперь зарождает пожар в отдельно взятом человеке. И пожар этот настолько горяч, что хватит на двоих.
Он, конечно, ещё принесёт веток и бросит пару палок в его пламя. И все вместе это назовут — семьёй. Но семья это не трое, семья это семеро. Потому они будут пылать снова и снова, пока один из них не сгорит, пытаясь. Или не превратиться в пепел.
Дверь неожиданно открылась. На пороге возник Князь.
— Бля, Зина, отбой! Без нас начали! Возвращаемся жрать кабана… Пусть знакомятся.
— Так подвинем! — тут же донеслось в след. — Пошевелимся, потом больше влезет!
— Сдай назад, окаянная! С дочкой в кровати я ещё не лежал, — ответил отец и закрывая дверь, задумчиво добавил. — И вообще это теперь их спальня после того, что я увидел. Ну его нахуй, Зин. Мне теперь лучше исповедоваться. Неси кадило!
— Как скажешь дорогой, — зазвучало на удалении. — Но по части еды ты, конечно, пожопился. Пиццы что ли закажи следом! Чё этот твой кабан? Тощий подранок.
— Весь мир к твоим ногам, пышечка моя ненаглядная! — донеслось в ответ перед громовым. — Нина-а-а! Звони в итальянский. Эти таджики мне полляма торчат. И в мексиканский звони. Тоже что-то жопу зачесать захотелось!.. Ой, попу. Всё-таки рядом дама. Чего это я как быдло себя веду? Да, дорогая?
— Не спиздеть, не поперхнуться! Люди гнутся, тёлки прутся! Одна я стою в фате. Ожидаю фаберже! — выдала Зина стишок.
Наверняка собственного сочинения. Голоса после очередного взрыва хохота пропали, удалившись совсем.
Боря с Кирой переглянулись и тоже освобождённо рассмеялись. Пот на висках подсыхал быстро. Валятся в кровати долго не получится.
Но даже если оба никогда больше не встретятся, он навсегда запомнит эти мокрые васильковые глаза, полные влаги восторга. Не удержавшись, он слизнул слезинку с краешка кончиком языка.
Вкус счастья.
«Так, ну прекращай уже. Раз уж пришёл на званный ужин — иди и нормально поешь!», — добавил внутренний голос: «Иначе ещё и пицца остынет. С такими занятиями тебе на белковую диету переходить пора! А ещё лучше средиземноморскую! Может лучше пельменей, а?»
Глава 23 — Залётная
Смех за столом всем к лицу. Под пиццу как-то всё проще, почти по-домашнему. Поздний ужин удавался что надо. Никто не ощущал себя скомкано и не в своей тарелке.
Сами тарелки убрали и вместо столовых приборов все четверо за столом брали куски руками, а четыре коробки в ряд пустели на глазах.
Аппетит что надо после физических процедур!
— И «четыре сыра» мне подай, — бормотала Зина губами в кетчупе. — А это что за чёрная хуйня рядом чёрная? Уголь что ли насыпали?
— Это с грибами, — отвечал хозяин, подвигая коробку.
— А мы от тех грибов на луну не улетим? — на всякий случай спрашивала Зина и сама же рассказывала случай. — Помню, пришёл ко мне на приём торчок. Ну, думаю, может устал человек. Глаза вон, красные. Раздевайтесь, говорю, проходите. Он и разделся… А затем на улицу ушёл без задней мысли.
Вновь смех за столом. Боря и сам хохотнул. Зина пока машет кусками пиццы, рассказывает рабочие истории. Попутно вытирает рукавом жир или шумно всасывает тянущийся сыр, но от того только милее для Князя. Тот слушает, не перебивая, с нескрываемым интересом. И сам иногда истории рассказывает. Но они чаще заканчиваются фразой «нет, ну потом мы его закопали, конечно, но пацанчик верно мысли. Жалко, потом дошло, как протрезвели».
Посреди таких разговоров о жизни и бизнес-идеях, Боря и сам набрался смелости, чтобы спросить:
— А вот чисто в теории. Сколько потребуется времени, чтобы заработать… ну скажем… миллионов шесть-семь?
— Во-первых, давай округлим до десяти, чтобы в мелочёвке не путаться, — начал было Князь. — А во-вторых, от фарта зависит. В иной год от полтинника до сотки могу поднять, если Шаца как липку ободрать. В другой раз брыкается, сволочь. И едва на пару лямов выхожу по итогу со всеми потерями. Тут уж как повезёт, Борь. А зачем тебе?
— Да я это… дом думал построить, — ответил Боря, на Киру поглядывая. — Ну и так, обещал кое-что, кой кому. Накопилось.
Отец на дочь посмотрел. А та сидит в новом синем платье, коротким как совесть у создателя ваучеров. И глазами влюблёнными на жениха смотрит безотрывно. В глазах то ли звёздочки, то ли огоньки.
«Беременная, походу», — прикинул с ходу отец: «Так, ну кровать мне всё равно сжечь придётся. А вот по части дома пацанчик мысли верно. Хорошо, что я трезвый и слышу».
— Ты, Боря, по части бабла не переживай, — улыбнулся Князь. — Будешь работать, будешь и получать не слабо. Ты только Киру не огорчай и всё хорошо будет. Да, дочь?
И он подмигнул. Кира кивнула. Медленно так, не глядя на него ни секунды. Голос пропал. Молчит как рыба. Но лучше так, чем хрипеть. Голос весь сорвала. И думать не хочется на тему того, естественным методом голосовые связки растянуты или вероломным вторжением?
— А что делать-то надо? — на