На следующий день в грабен пришли сразу два парома. На одном прибыли шатры и палатки, чтобы хоть как-то разгородить пространство на привычные для человеческого восприятия участки и зоны, как бы присваивая тем или иным площадям определенное назначение. А еще ящики с крепежом, маленькие, но тяжелые. Второй транспорт привез доски и брусья. И начались работы.

Делла с интересом и даже некоторой тревогой посматривала на Степана. Хоть и верила она в него, но волновалась, потому что понимала – сейчас у мужа неспокойно внутри от запутанного клубка вопросов, которые в свое время мучили и ее. Он сейчас пытается понять мир, который уже принял и одобрил. При возвращении к городской жизни даже испытает шок, настолько ненормальной покажутся ему ценности, к которым стремится почти все остальное человечество. Сначала разочаруется в людях, потом примет их такими, как есть, и заскучает. И произойдет это независимо от того, поймет ли он разумом, отчего так происходит. Но хотелось, чтобы понял. Тогда ему легче будет разобраться и в себе самом, и во всех остальных.

Степан был занят на строительстве шлюза – деревянного щита, который должен отсечь дальнее от выходного ущелья окончание озера от остальной акватории. Была мысль осушить это пространство и на обнажившемся дне построить судно, а потом запустить туда воду, чтобы корпус всплыл. Тогда можно будет перевести его вперед для окончательной достройки, а на освободившихся опорах заложить следующий корабль. Это место Делла приметила еще при первом их визите сюда, и когда выяснилось, что выход из укрытой кронами деревьев долины проходим для судов с умеренной осадкой, мысль о постройке здесь верфи показалась ей просто великолепной. Нечасто природа делает людям такие подарки.

А пока велись работы со столбами, на которые обопрутся будущие ворота, производилась приемка леса для первого их детища. Все эти брусья и доски были отлично просушены, пропитаны чем положено и снова просушены. Их везли с лесопилки из устья Черной. Поступали из кузниц скрепы и саморезы, болты, уголки, скобы и фигурные накладки. С грузопотоком работал в основном Степан, а Делла хлопотала о прибывавших сюда людях. Немало работников судоремонтного завода решили покинуть город, где нынче стало неуютно. И они понемногу переезжали в дикий край, где не так тревожно и нет перебоев с продуктами. В большинстве это были кадровые работники с семьями. Так что в грабене тишину сменил шум – детвора постоянно искала себе занятия, а поскольку визоры у всех были изъяты, то «зависнуть» в сети никто не мог.

Вот и крутились Степа с Деллой как белки в колесе. Нужен садик для малышей – матери семейств трудоустраивались. Надо было готовиться к открытию школы и для преподавания в ней подобрать женщин из числа приехавших. Их мирок был все-таки довольно замкнут – окрестности не изобиловали населенными пунктами. То, что среди приехавших оказалась акушерка с подготовкой на уровне фельдшера, стало просто подарком судьбы. Старших детей, чтобы не начали от безделья творить глупости, необходимо было занять на верфи, что не нравилось их родителям. Так что спать Степан и Делла ложились с опухшими от разговоров языками и о том, что они супруги, вспоминали редко.

Ночную тишину разорвал звериный рык. Несясь в направлении его источника, Делла не могла избавиться от ощущения, что воспринимается он неправильно. Не грозно, не гневно, а как-то то ли обиженно, то ли удивленно. Свет луны почти не проникал под плотную листву, и Степка, топавший рядом, держал в руке яркий светильник с рефлектором.

Вот. Бесформенный ком шевелился на земле. Большой, массивный зверь испытывал затруднения: три лапы его были прижаты к телу, а четвертая ограничена в амплитуде движений, словно спутана. Ха! Саблезубый тигр запутался в сети. Тонкие синтетические нити были почти неразличимы, сливаясь со шкурой пленника. Их прочности хватало, чтобы выдерживать отчаянные рывки попавшегося хищника.

Если бы не воспоминание о сцене, которую они со Степаном наблюдали при первом визите в этот грабен, Делла давно бы уже выстрелила в беспомощного зверя. А теперь медлила. Ей запомнился равнодушный холодный взгляд этих желтых глаз, которые смотрели на нее сейчас с какой-то тоской. Степан же вообще повесил свою «десятку» на плечо, достал нож и о чем-то задумался.

Они были метрах в двадцати от стены грабена. В поле их зрения находились подсвеченные фонарем два толстых древесных ствола, между которыми и была натянута эта сеть, прекрасно выполнившая свое предназначение – она не только предупредила людей о проникновении опасного хищника в область их обитания, но даже обезвредила его. Еще была видна изрядная груда камней под стеной. Землетрясения сбросили их сверху и… ха! Делла подумала, что, скорее всего, у тигры тут была лежка. А люди в этот конец провала не ходили или ходили крайне редко – собрать сухие сучья да эту самую сеть развесить. Больше делать тут было решительно нечего.

Так что отдыхавшего в перерывах между выходами на охоту хищника никто не тревожил. Да и биологи не раз отмечали, что эти крупные саблезубые обычно не охотятся поблизости от мест, где спят, видимо, чтобы падальщики, частенько дерущиеся между собой из-за остатков их царственного пира, не докучали.

Нормально! А Степка уже успокоил сбежавшихся вслед за ними мужчин и даже послал кого-то помоложе на верфь. Точно, вон парень торопливо возвращается с рейкой в руке, тут ведь, в их долине, все недалеко. К ней-то, к этой деревянной жердочке, муженек ее и начал привязывать нож. Интересно, что это он затеял? Нет, знала она, что мыслит это непредсказуемое существо дружественного пола нестандартно, однако освобождать такого могучего зверя в то время, когда он явно раздражен, это слишком необычно! Тем не менее она должна ему подыграть. Яга четко ее проинструктировала, что если мужик попер к какой-то цели, мешать ему можно, только если на все сто уверена в глобальных негативных последствиях начатого мероприятия, в других же случаях любимому человеку следует помочь и подстраховать его.

Расставила подоспевших мужчин дугой так, чтобы направление от плененного саблезуба к стене оставалось свободным, проинструктировала их, и пятнышки лазерных прицелов заплясали на полосатой шкуре пленника, старательно избегая головы. Если тварь взбунтуется и попытается цапнут ее милого – десяток жаканов мигом растерзают тело зверя в клочья.

Мифриловое лезвие уверенно справлялось с ячеями сети, перерезая их по одной. Вот недопритянутая лапа обрела свободу и Степа отодвинулся. Тигра пыталась сорвать с себя оставшиеся части пут, пользуясь тем, что одна конечность начала двигаться. Каталась, словно пустое ведро по трясущейся на ухабах бричке. Все немного отпрянули, чтобы не попасть под раздачу, но комья земли, взрытой огромными когтями, летели во все стороны, и кто-то уже протирал глаза. Ничего страшного, надо немного подождать.

Ага! Не получалось освободиться. Затихла зверюга. Снова лезвие на длинной рейке потянулось к вздрагивающему полосатому мешку и последовательно, вдоль левого бока, рассекло прочные нити. Было видно, как перекатывающиеся под шкурой мышцы волнуют короткую шерсть, словно проверяя, свободно ли место, по которому только что скользнул металл. Кажется, зверюга начала взаимодействовать с лезвием, правда, пока пассивно. Не дергалась. А вот рванулась, но упала, не успев вскочить. Подсечка сразу под три лапы – это выглядело смешно. Народ зафыркал, а Степан опять отпрянул, убрав острый клинок от полосатого бока.