– Вы не имеете права на эти документы, – спокойно сказал Шон.

– Ты их прочел? – Сенатор поднял бровь. Он не подошел ближе.

– Не все. И не собираюсь читать.

– Придется. Тебе нужно узнать, что этот ублюдок сделал с моей дочерью. Со всеми этими женщинами. И с Люси.

– Я не хочу этого знать.

– Думаешь, незнание тебе поможет? Наш разум притупляет правду, потому мы можем ее пережить. Но я не хочу причесанной версии событий. Я хотел узнать, что он сделал с моей дочерью. Как он душил ее, насилуя, затем буквально уничтожил тело, растворив его в кислоте, украденной в школьной лаборатории… Моника пострадала от него. Она не должна страдать одна.

– И вам это помогло?.. Вы больны.

– Ты тоже хочешь знать. Я вижу. Ты хочешь знать, что пережила Люси… Господи, Шон, она сумела ответить и убила его. Я хотел наградить ее медалью. Я должен был знать, как он умер, что сказал перед смертью, почему выбрал мою дочь. Ты знаешь, что он похитил Люси потому, что она была похожа на Монику. Он сказал…

– Заткнитесь! – Шон взмахнул рукой, и бумаги разлетелись по кабинету.

Пакстон не отступал.

– Хочешь знать, что руководит мною? Знаешь, почему я продолжаю бороться, вместо того чтобы пустить себе пулю в голову и уйти к Монике? Из-за Люси. Если она выдержала, то и я смогу. Если она смогла сражаться – и я смогу.

– Хватит. Я не буду вам помогать. С меня довольно.

Роган собрал все фэбээровские стенограммы, какие мог, и начал рвать их в клочья.

– Стой! – крикнул Пакстон.

– Вы не будете держать их у себя. Никто не будет.

– Ты не святой, так что кончай фарисействовать!

– Пусть все идет своим путем, сенатор.

– Мне стоит лишь позвонить специальному агенту ФБР в Бостоне, и тебя арестуют. И ты это знаешь.

– Мне все равно. – Это было неправдой. Шон не хотел уезжать из страны, чтобы избежать ареста, и в тюрьму тоже не хотел. Не за то, что он сделал, – для начала, это вообще не должно было считаться преступлением. Но работать с этим ублюдком он не хотел.

– Врешь. Ты потеряешь ее.

Шон стиснул зубы.

– Я люблю Люси как дочь, но я расскажу ей правду о том, как ее зачислили в Куантико. Я солгал тебе.

Шон предполагал это, но не знал, стоит ли верить Пакстону сейчас.

– Я пытался нажать, чтобы ее приняли, но мне не пришлось этого делать. Один из членов комиссии, который точно проголосовал бы за Люси, поскольку был ее близким другом, дал мне понять, что ей отказали – снова отказали, из-за ее психологической характеристики. Я позвонил Гансу Виго и спросил, можно ли сделать что-нибудь, чтобы ее приняли. Я был готов нажать на все рычаги. Знаешь, что он сказал? «Я уже об этом позаботился».

Пакстон осклабился и покачал головой. Шон стоял посреди его кабинета, комкая в кулаках разорванные страницы.

– У Люси много друзей. Но есть и враги. Тебе неплохо бы узнать о них.

– Я не лезу в карьеру Люси.

– Да ты уже влез! – Пакстон обошел стол. – Если не хочешь, чтобы Люси узнала, что ее друг и наставник Ганс Виго переписал психологическую характеристику Кинкейд так, чтобы ее приняли в академию, то предлагаю тебе сесть. И мы начнем работать, чтобы выяснить, кто украл мой медальон, поскольку иначе пострадает не только Люси. Мне совсем не хотелось бы видеть крушение звездной карьеры доктора Виго из-за единственного тайного акта милосердия.

Как Роган мог предать Ганса? Знали ли об этом Диллон и Кейт, ближайшие друзья? Шон не хотел вредить их карьере, но лучше бы он ничего не знал. Он не хотел хранить эту тайну от Люси, но особого выбора не было.

В углу кабинета Пакстона стоял шреддер. Шон подошел к нему и сунул в него папку с делом Люси. Он не собирался его читать, и Пакстон тоже никогда не прочтет его снова.

Кейт этим вечером в девять поджарила сэндвичи с беконом и сыром.

– Раз уж я готовила, – сказала она, – а я терпеть не могу готовить, я могу отжать у тебя немного мороженого?

Люси сделала вид, что подумала, затем улыбнулась.

– Только до конца не ешь.

Кейт бросилась к морозилке.

– Перед ужином? – ужаснулась Люси.

– А вдруг ты передумаешь? – Она схватила ложку и стала есть прямо из контейнера. – О боже, это ж прямо оргазм!

Она вдруг открыла глаза и уставилась на Люси.

– Извини.

Кинкейд закатила глаза.

– Что извиняться-то? Это и правда оргазм! – Ей было двадцать пять, но порой семья все равно считала ее ребенком. Кейт была еще ничего, и Люси любила невестку, как кровную сестру.

Когда Кейт заглатывала вторую ложку, зазвонил ее телефон. Она глянула на определившийся номер.

– Черт, только выпадет свободная минутка, так сразу я кому-то нужна! Донован! – рявкнула она в трубку.

Люси встала и потянулась. Мышцы болели не только после удара, но еще и затекли от долгого сидения на диване.

– Рэйчел, – сказала Кейт, – я поставлю на громкую связь, ладно? Не хочу все пересказывать Люси. – Она включила громкую связь и положила телефон поверх бумаг на кофейном столике. – Специальный агент Рэйчел Барроуз, аналитик Люси Кинкейд. – представила она их. – Рэйчел только что завершила в Ричмонде допрос Эми Карсон, той самой девушки, которой Джослин Тейлор помогла вернуться к матери.

– Привет, Люси, – сказала Рэйчел. – Агент Донован не сказала тебе, что она была моим инструктором по киберпреступлениям в Куантико и моим руководителем.

– Я тогда первый год преподавала в академии, – сказала Кейт. – Знаешь, в чем ужас? Я то и дело натыкаюсь на агентов, которых обучала в последние семь лет. Чувствую себя старухой.

– Тебе всего сорок, – поддразнила ее Люси.

– Злая, злая женщина… – Кейти обратилась к Рэйчел: – Что у тебя?

– Я попыталась дозвониться до агента Армстронга, но у него какая-то встреча, так что он велел перезвонить тебе. Я говорила с Эми и ее матерью, но тут творится что-то странное.

– Странное?

– Они пытались отделаться от меня. Ответы были короткие и куцые. Я выяснила все – как Айви Харрис вытащила Эми с улицы, как отучила от наркоты, как запретила Эми заниматься проституцией, если она хочет жить в ее доме. Судя по восторгам Эми и ее матери, она чуть ли не святая.

– Они отрицали, что Айви была проституткой? – спросила Кейт.

– Нет, в этом они были совершенно откровенны. Я немного надавила, и Эми признала, что Айви была легковозбудима. Она не выносила наркотиков, и когда ловила на этом кого из девушек, переворачивала дом вверх дном, пока не находила все спрятанные таблетки, все бутылки с алкоголем, и спускала все в унитаз. Но по ходу дела она что-нибудь разбивала, и Эми сказала, что это возбуждение ее пугало. Отчасти, полагаю, потому, что некоторые таблетки принадлежали самой Эми, хотя в открытую она этого не говорит.