— А почему ты передумала?

— Не знаю... Много почему. Мы так долго были вместе... и вчера мне тебя так не хватало... Странно... И Литси так тебя уважает... Бетси говорит, что мне повезло... А жена Джо... Ее стошнило, знаешь... Такое волнение... Ее бросало то в жар, то в холод, а она еще беременна... И я ее спросила, как она может жить в таком страхе... А она сказала, что, если бы ей пришлось выбирать между страхом за Джо и жизнью без страха и без Джо, она, конечно, выбрала бы первое.

Я прижал ее к себе. Я чувствовал, как колотится у нее сердце.

— А сегодня я бродила по ипподрому, смотрела на все это и думала, хочу ли я жить такой жизнью: ипподромы, ипподромы, зима, холод, вечная тревога... каждый раз смотреть, как ты садишься в седло, не зная, будешь ли ты жив через полчаса, и не думая об этом... и так раз пятьсот-шестьсот каждый год... Я смотрела на других жокеев, которые шли в паддок... Они все такие же, как ты, — спокойные, словно в офис идут.

— Нет, что ты! Это куда лучше, чем офис.

— Да, для тебя лучше. — Она поцеловала меня. — Скажи спасибо тете Касилии: это она меня пристыдила и заставила снова поехать на ипподром. Но все-таки главное — это жена Джо. Я представила, каково это будет — жить без тебя... Жить без страха и без Кита, как она сказала... И я решила, что лучше выбрать страх.

— А потом не стошнит?

— Вечное волнение... Она сказала, что всем женам рано или поздно приходится через такое пройти. Подозреваю, что и некоторым мужьям тоже.

«Странно, — подумал я, — как может перемениться вся жизнь за какую-то минуту!» Все уныние прошлого месяца улетучилось, как паутина, которую смахнули веником. На сердце у меня было легко, я был сказочно счастлив, даже больше, чем в самом начале. Быть может, человеку действительно необходимо утратить и снова обрести самое дорогое, чтобы испытать подобную радость.

— А ты не передумаешь? — спросил я.

— Не передумаю, — ответила она. Большую часть оставшегося времени она доказывала мне серьезность своих намерений, насколько это было возможно в такое время в таком месте.

В конце концов я проводил ее в студию и поехал обратно на Итонсквер в состоянии блаженной эйфории. Впрочем, я успел вовремя вернуться с небес на землю, чтобы аккуратно поставить машину на обычное место перед гаражом. Я выключил мотор и некоторое время сидел, рассеянно разглядывая свои руки и думая о том, что может ждать впереди. Меня слегка передернуло. Я позвонил в дом. Литси снял трубку сразу, словно ждал звонка.

— Я в переулке, — сказал я.

Мы не знали, как он явится, когда и явится ли вообще.

Мы дали ему возможность и повод. Сообщили место и время, когда он сможет наконец убрать со своего пути непреодолимое препятствие. Но примет ли он это косвенное приглашение? Бог весть... Анри Нантерр... Само это имя звучало угрожающе. Я думал о том, что он был в Виндзоре и пытался добраться до Даниэль. Быть может, до сегодняшнего дня он даже не знал ее в лицо.

Правда, он видел ее в прошлый понедельник, но это было ночью, и выследил он ее по машине, а не по внешности.

Вероятно, он видел ее в Брэдбери с Литси, но, возможно, лишь издалека. Он должен был знать, что девушка рядом с Литси — это она, потому что Беатрис сообщила ему, что они едут туда со мной.

Нантерр вообще не мог знать, что Даниэль поехала со мной в Виндзор, пока не увидел нас вместе в паддоке и на трибунах во время четвертой скачки. Возможно, он явился в Виндзор, не имея никаких определенных планов, но мне даже думать не хотелось, что он мог бы сделать с Даниэль, если бы ему удалось до нее добраться.

Обо всем этом я размышлял уже не у себя в машине, а в гараже, где Даниэль держала свой маленький «форд». Я сидел на полу, на поролоновой подушке. Одна из створок дверей гаража была приоткрыта где-то на ладонь, так чтобы я мог видеть свой «мерседес» и кусок переулка. Люди возвращались с работы, отпирали гаражи, загоняли туда машины, закрывали и запирали двери.

Некоторые, наоборот, выезжали, отправляясь отдыхать в город. Механики давно ушли, в их гаражах было тихо. Несколько машин, как и мой «мерседес», стояли на тротуаре вдоль стен, оставив узкий проезд посередине.

Сумерки сменились тьмой, и в переулке стало совсем тихо — слышался лишь непрерывный отдаленный шум Лондона. Я сидел тихо. Под рукой у меня были заранее припасенные кое-какие полезные вещи — бутылка с вином, копченая лососина, яблоко. Я прокручивал в голове все мыслимые варианты непредвиденных ситуаций, ни одна из которых так и не сложилась.

Примерно раз в полчаса я вставал, потягивался, обходил вокруг машины Даниэль, чтобы размять ноги, и снова садился. В переулке не происходило ничего особенно интересного. Стрелки часов ползли, как улитки: восемь часов... девять... десять...

Я думал о Даниэль и о том, что она сказала перед тем, как мы расстались.

— Конечно, ради тети Касилии я надеюсь, что этот гад явится, но, если тебя убьют, я тебе этого никогда не прощу!

— Зато я целую вечность буду думать только о тебе!

— Я предпочитаю, чтобы ты провел вечность здесь, со мной, на земле.

— Слушаюсь, мэм! — сказал я и поцеловал ее. На часах было уже одиннадцать. «А „гад“ что-то не торопится!» — подумал я, зевая. Я обычно спускался к гаражам в половине второго. Если Нантерр действительно хочет устроить засаду, он должен появиться здесь заранее, чтобы успеть спрятаться. До семи он сюда прийти не мог — перед тем как засесть в гараже, я обшарил каждую щелку, а попасть в переулок можно было только с одной стороны. Но, если ему все же как-то удалось пробраться сюда незамеченным, нам светят серьезные неприятности...

В четверть двенадцатого я размял ноги и снова сел. А еще через две минуты появился ни о чем не подозревающий Нантерр. Акула таки клюнула.

Я отчаянно надеялся, что он придет, я рассчитывал на это, я сам этого хотел — и все же, когда он действительно явился, меня охватил животный страх и по спине поползли мурашки. Он действительно был похож на тигра, подбирающегося к козе.

Он открыто шел посередине переулка, словно у него тут стояла машина.

Походка у него была очень приметная: он не шагал, а словно бы плыл, струился, в самом деле как угорь.

Он смотрел по сторонам, на застывшие вдоль стен машины, и даже в слабом свете, падающем из окон, его резкий профиль выделялся очень отчетливо.

Он подходил все ближе и ближе. И я понял, что он ищет не место для засады, а мою машину.

Был напряженный момент, когда он заглянул прямо в приоткрытую дверь гаража, где прятался я. Но я сидел неподвижно, в темноте, на мне была черная одежда, и он не разглядел ничего, что могло бы встревожить или отпугнуть его. Нантерр отвернулся. Я снова вздохнул свободно.

«Он здесь! — ликующе думал я. — Здесь, у меня на глазах! Все идет по плану! Что бы ни произошло дальше, мы близки к триумфу».