— Да.

— Где вы хотите провести свои последние годы: в тюрьме или здесь, на Холмах, со своими лошадьми? — Он молча смотрел на меня.

— Вы слушаете?

— Да.

— Будет следствие, — сказал я. — И это вышло случайно. Вы слушаете?

Он кивнул.

— Вы вышли во двор посмотреть, все ли в порядке, перед тем как лечь спать.

— Да.

— За последние десять дней у вас убили трех лошадей. Полиция так и не выяснила, кто это сделал. Вы знали, что сегодня вечером я должен приехать, чтобы помочь вам охранять конюшни, но, естественно, все равно беспокоились.

— Да.

— Вы вышли во двор, услышали выстрел и увидели, что кто-то убил одну из ваших лошадей.

— Так оно и было.

— Абсайль? — спросил я. Я изо всех сил надеялся, что он ответит «нет», но он сказал:

— Да.

Абсайль... с головокружительной скоростью взявший последние три препятствия в Сандауне, до самого финишного столба цеплявшийся за победу... Я продолжал:

— Вы бросились туда, чтобы попытаться помешать пришельцу причинить новый вред... вы попытались вырвать пистолет у него из рук...

— Да.

— Он был моложе, выше и сильнее вас. Он ударил вас пистолетом и сбил с ног. Вы были оглушены ударом и упали на дорожку.

— Откуда вы знаете? — изумленно спросил Уайкем.

— У вас на щеке следы от дула. И кровь идет. Не надо, не трогайте, — сказал я, когда он поднял руку, чтобы пощупать щеку. — Он сбил вас с ног и вошел во второй денник, чтобы убить еще одну лошадь.

— Да, чтобы убить Кинли.

— Слушайте. Пистолет был у него в руке.

Уайкем покачал головой, но промолчал. Я сказал:

— Этот человек хотел застрелить вашу лошадь. Вы схватились за пистолет, чтобы ему помешать. Вы пытались вырвать у него пистолет, а он вырывал его у вас. Он схватил его за дуло, но ваши руки по-прежнему лежали на рукояти, и во время борьбы, когда он рванул пистолет к себе, конец дула уперся ему в голову, а вы от рывка нечаянно нажали на курок.

Уайкем по-прежнему молча смотрел на меня.

— Вы не собирались убивать его — слышите, Уайкем? Вы просто хотели помешать ему убить лошадь.

— К-кит... — Он снова начал заикаться.

— Что вы скажете полиции?

— Я... я п-пытался п-помешать ему уб-бить... — Уайкем сглотнул. Он р-рванул п-пистолет... дуло п-прижалось к голове... п-пистолет ввыстрелил...

Он все еще держал пистолет за грубую деревянную рукоятку.

— Бросьте его на пол, — приказал я. Он послушался, и мы оба долго смотрели на него: тяжелое, уродливое, неуклюжее орудие убийства.

На подоконнике лежали несколько блестящих капсюлей с порохом. Складываешь пистолет пополам, вставляешь капсюль, нажимаешь курок — и порох взрывается и выталкивает ударник.

Литси вернулся, сказав, что полиция сейчас приедет, и включил свет в деннике, осветив все детали этой сцены.

Я наклонился и внимательно присмотрелся к голове Мейнарда. В том месте, куда вошел ударник, на чулке были следы масла. Я вспомнил, как Робин Кертис говорил, что болт был заново смазан перед тем, как убили Коля... Робин должен об этом помнить... Да, всех четырех лошадей убил именно Мейнард, в этом нет никаких сомнений.

— Вы знаете, кто это? — спросил я у Уайкема, выпрямившись.

Он подозревал, но не мог поверить.

— Аллардек? — неуверенно спросил он.

— Аллардек.

Уайкем наклонился, чтобы снять чулок-маску.

— Не надо! — резко сказал я. — Не трогайте. Пусть все видят, что он явился сюда, стараясь быть неузнанным... что он явился убивать лошадей.

Человек, вышедший на вечернюю прогулку, не станет натягивать на голову чулок и брать с собой пистолет.

— Он убил Кинли? — с беспокойством осведомился Литси.

— Нет. Кинли — вот он. Он убил Абсайля.

Литси был потрясен.

— Бедная тетя Касилия... А она так радовалась тому, как блестяще вы выиграли на Абсайле! Но зачем он его-то убил? Абсайль ведь не мог выиграть Большой национальный.

Он посмотрел на Мейнарда. Понял. Кивнул.

— Аллардек не мог допустить, чтобы вы были победителем где бы то ни было.

«Вражда окончена, — думал я. — Наконец-то окончена». Давняя одержимость умерла вместе с Мейнардом. Он был мертв еще до того, как упал на пол.

Так же, как Каскад и Котопакси, Абсайль и Коль... «Справедливый конец!» подумал я. Литси сказал, что обещал полицейским встретить их на стоянке, чтобы показать дорогу, и ушел.

Уайкем долго смотрел на Кинли. Конь уже успокоился и стоял смирно. На Мейнарда Уайкем смотрел куда меньше времени.

— Я рад, что убил его! — с вызовом сказал он.

— Да, я знаю.

— Смотри, выиграй Триумфальную барьерную!

Я подумал о том, как тренировал этого коня, как учил его брать препятствия на Холмах, под надзором Уайкема, как мы вместе пробуждали великолепный природный дар и наделяли его опытом...

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я.

Уайкем улыбнулся.

— Спасибо, Кит. Спасибо тебе за все.

Литси привел полицейских. Их было двое. Они держались очень официально, все время что-то записывали, говорили о том, что надо вызвать медицинскую экспертизу и фотографов... Они спросили Уайкема о том, что произошло.

— Я вышел... увидел чужого... он убил мою лошадь... — Голос у Уайкема дрожал. — Я с ним боролся... он сбил меня с ног... он хотел убить и эту лошадь тоже... Я встал...

Он сделал паузу.

— И что дальше, сэр? — спросил полисмен, довольно сочувственно.

Уайкем стоял на торфяной подстилке денника, рядом с трупом незваного гостя и его смертельным оружием, угрожающе поблескивающим в свете лампы.

Полицейские видели всего лишь худого старика с растрепанными седыми волосами, с темными старческими пятнами на морщинистом лбу, со следами запекшейся крови на щеке...

Они не видели титана, который продолжал жить внутри этого дряхлого тела. Не увидят его ни судмедэкспертиза, ни адвокаты, ни репортеры...

Уайкем посмотрел на Кинли — на свое будущее, на коня, который еще долго будет летать по Холмам с развевающимся хвостом, который будет брать препятствия, как бог, и достигнет вершин, достойных его высокого назначения... Уайкем посмотрел на полисменов.

— Это вышло случайно, — сказал он.