отправляет домой, а сама с небольшим сопровождением улетает в штаты.

В США успевает дать пару камерных, не на широкую публику, концертов. Огромные залы игнорирует, но пара песенок взлетает в американском чарте. И в Сан-Диего её прихватывают под белы рученьки.

Ага, вот и обвинение нарисовалось. Корпорация «Акуро корпорейшн» подозревается в нарушении режима санкций против России. Юна Ким — главный владелец, ей и отвечать.

Закрываю планшет. Беззвучно и очень долго матерюсь про себя. Плакали вливания из-за рубежа в мой проект. Ладно, будем надеяться, что Юна выкарабкается. Надеюсь, на двадцать лет её не посадят. Да и проекта, кстати, ещё нет. Даже главный компонент отсутствует, его создатель и руководитель, который пока несовершеннолетний студент.

Тот же день, время 20:15

Вокзал родного городка.

— Прибыл? — Папахен обнимает меня на перроне, хватает рюкзак.

Идём сквозь неспешно падающий снег, грузимся в его машину, едем.

— Как там столица? — Отцу приходит блажь поболтать?

— А я откуда знаю? Учусь с утра до вечера без продыху и выходных… азиатов много. Несколько раз проехался в троллейбусе, ни одного русского водителя не видел.

— Задолбали эти чурки! — Нетолерантно, я бы даже сказал, грубо высказывается папахен.

Не комментирую. У нас их мало, ловить им в нашем городе нечего. Так что зря папахен волну гонит. Или он за столицу нашей Родины переживает? За болтовнёй дорога заканчивается быстро, да и городок у нас небольшой.

— О, наш москвич приехал! — Как ни стараюсь, фальши в улыбке мачехи не замечаю. Меня, тем временем, чуть не сшибает с ног Кир, который с разгона виснет на мне, как на дереве.

За столом пробую плов.

— О-о-о, наверное, есть кто-то, кто готовит лучше, но мне пока не попадались.

Мачеха изо всех сил делает вид, что её ответная улыбка насквозь дежурная. Остальные тоже ложки не бросают. Объективно говоря, кулинария мачехи — не шедевр, но всяко лучше, чем в студенческой столовой

После ужина выкладываю подарки. Вроде все довольны. Кир моментально «испортил» собранный кубик рубика. Только что все цвета были на месте и вот каждая грань — какафония цвета. Осаживаю свой искин, рванувший было разбираться. Завтра. С утра. Как положено.

Что замечательно, сегодня воскресенье. Завтра рабочий день, все разбегутся, можно побыть одному. Даже друзьям звонить не надо, они тоже в школе будут.

30 декабря, время 08:30.

Квартира Колчиных.

Надо же… даже не ожидал. На утренней зарядке во дворе обнаружил своих друзей, Зину и Ерохиных. Утренняя тренировка прошла на высочайшей позитивной ноте. С удовольствием позанимались, обменялись новостями. Спросил Зину про маньяка, она ничего не знает. Ерохины, тем более. Ладно, разберёмся. Есть обнадёживающий момент: девчонки пропадать перестали, регулярность их исчезновения давно нарушена.

И ура! Для моего искина есть достойная работа — разбираться с кубиком рубика. Он настолько сложен, что даже ему, отлично тренированному, надо напрягаться. В том числе, пространственному воображению, да ещё и цветному.

Шесть кубиков, по центру каждой грани, не перемещаются, только вращаются. Окрашена и выходит наружу только одна грань. Это у нас основа для своеобразной системы координат. В центре рёбер двухцветные кубики и в вершинах — самые мобильные, трёхцветные. Количество окрашенных граней точно равно степени свободы кубика. Двухцветный вращается относительно двух соседних осей, трёхцветные — относительно трёх. Все взаимосвязаны.

Через час соображаю, как собрать два слоя. Выхожу на следующий уровень. При сборке отдельных слоёв, все ненужные кубики можно сбрасывать вниз, на несобираемые слои. Но когда остаётся последний, сбрасывать некуда… кажется, надо применять нечто из дискретной математики. Элементарная сообразительность уже не вывезет. Что там говорит её величество Математика? И одна из её фрейлин, теория групп?

К обеду закончить не удаётся. Смотрю на исписанные листы, заполненные цепочками преобразований. В конце упорных размышлений искин что-то нащупывает, но даю отбой. Впереди много свободных дней, а задач сопоставимой сложности на горизонте не вижу.

Обедаю в гордом одиночестве. Кира решаю не ждать, парень в пятом классе, там уже серьёзная нагрузка при пятидневной-то учебной неделе. Пятиурочный день только один и он не сегодня. Так что явится домой к двум часам и уже пообедавший в школе.

Перед его приходом вспоминаю об одном деле. Достаю телефон.

— Здравствуйте, Галина Георгиевна! Это Витя Колчин, если вы меня ещё помните. С наступающим вас и всех благ!

— Ой, здравствуй, Витя! Спасибо. Ты где сейчас? В МГУ? Тогда успешных экзаменов на всех сессиях и хороших преподавателей.

— Да. В МГУ. Как там наши офигешники? Не балуют? — Слышу в ответ беззаботный смех и без слов понимаю, что проблем в этом месте нет.

— Да что ты! Как вы с той девочкой с Касимом разобрались, разом пошелковели… — она ещё не знает, чем я этим офигешникам пригрозил. Пробрало их тогда всерьёз. Никому не интересно начинать карьеру в криминале в качестве зашкваренных.

— Кстати, а как Касим? Взяли его? — Добираюсь, наконец, до главного вопроса, ради которого звонил.

— Ты знаешь, Витя, — голос уже не сочится весельем и радостью, но и не горюет она, это точно, — убийства прекратились, но его так и не нашли. Наши ребята говорят, что всё перерыли, нигде нет. Провели повторный анализ его ранения в глаз и серьёзные врачи говорят, чтомаловероятно, что он без медпомощи выжил. Скорее всего, забился в какую-нибудь щель и тихо откинул копыта свои татуированные.

— А это он был? Он убивал?

— Точно пока не знаем. Отправили в Москву материал на ДНК-анализ. Ждём результата.

— Ну, если сдох, то и чёрт с ним, — закрываю тему. — Учусь, кстати, хорошо, если вам интересно. Идёт к тому, что сессию на «отлично» сдам.

— Ой, какой же ты молодец! — Искренне восхищается инспектрисса.

Немного ещё болтаем. Пока Кир не приходит.

Вечерком в гости к Полине. Ближняя подружка Иринка оказалась у неё дома. И ладно, не помешает. Разговор с Полей предстоит серьёзный, но не очень. Прежде всего, подарки — столичное тряпьё для танцев. Девочкам этого хватает на час плотного, радостного щебетанья.

Французские книжки тоже принёс. Кроме одной, для Кира. Они для всего класса, но каждый из моих ближних друзей вправе прихватизировать одну.

Так, кажись, девочки насладились тряпочками. Пора! Я не просто в гости пришёл.

— Полиночка! — Зову подружку до такой ядовитости сладким голосом, что настораживаются обе. Вольно сижу на полу у стеночки, моё любимое место в гостях у приличных людей. Приличные это те, у кого полы чистые.

— Девочка моя, что это значит? — Сую ей к лицу смартфон, где она лихо отплясывает с каким-то парнишкой.

— А что такого? Я не понимаю… — личико абсолютно невинное и невиноватое. Иринка рядом загадочно улыбается.

— Я тоже не понимаю, — мой голос полон грусти, — стоило мне уехать на пару месяцев, как ты тут же нашла мне замену. Я бы понял, если бы тебе помогали разные партнёры… а главное, эти взгляды, о, какими взглядами вы одариваете друг друга!

В тоске и печали накрываю голову ладонями. Полинка скептически кривится, Иринка держится изо всех сил. Вскакиваю так резко, что девочки отпрыгивают. Простираю руки к небу, закрытому потолком.

— О женщины, вам имя — вероломство! — Декламирую трагически почти по Шекспиру.

Нет полугода! И целы башмачки,

На именинах поднесённые!

В которых ты блистала на балах.

О боже, зверь, лишенный разуменья,

Томился б дольше! — Она с другим! И с кем!

За дядею, который схож со мной,

Как глист с Гераклом. За пару четвертей!

Еще от соли лицемерных слез

У ней на веках краснота не спала!

Нет, не видать от этого добра!

Иринка отбегает подальше и тихо всхлипывает от смеха, Поля хмурится, а я, добравшись до кровати, — мы в Полинкиной комнате, — нагло плюхаюсь на неё, раскинув руки. В полнейшем расстройстве чувств.

Полинка, слегка осерчав, стаскивает меня с кровати. Покладисто падаю рядом. Короче, весело время проводим. Перед уходом домой даю гарантии:

— Увижу твоего хахаля живьём, недолго он живым будет. Так и передай.

— Ой-ой-ой! — Полинка строит козью морду и показывает язык.

— Хочешь тайну открою, — как купить девочку с потрохами? Очень просто — заинтригуйте её.

— Но учтите, это тайна следствия, поэтому, девочки, никому ни слова, — понижаю