Самоиронии также много в дурашливом исполнении песни в студийной версии: простая мелодия «Чарапах» оказывается сыграна чуть ли не пятью разными способами с переходом от хард-роковой стилизации к искаженному дисторшном звуку. В финале акцент делается на каждую долю, а не только на сильные, что создает несколько комедийный эффект.

«Тры чарапахі» — действительно одна из самых популярных белорусскоязычных песен. Многие начинающие гитаристы разучивают ее самой первой — в том же возрасте, что и «Звезду по имени Солнце». Ее играют и слушают не только в контексте протестов, но и просто добавляют плейлисты как рок-хит. Весело звучащая «Тры чарапахі» по стилю больше напоминает не классический остросоциальный хард-рок N. R. M., а сатирический поп-панк группы «Крамбамбуля» (другой музыкальный проект с участием Вольского). Можно объяснить ее значимое место среди песен протеста теми свойствами, которые перечисляет Дарио Мартинелли: простота, размер 4/4, цепляющий рефрен, высокая узнаваемость. Но во многом протестность песни основывается на имидже исполняющей ее группы N. R. M. и ее автора Лявона Вольского, не скрывающего своих политических взглядов. С середины 2000-х N. R. M. периодически попадала в негласный список исполнителей, концерты которых запрещены в Беларуси, поэтому выступления на телевидении и на больших концертных площадках были невозможны. Это не мешало, а возможно, наоборот, способствовало тому, что два поколения белорусов росли на песнях группы, проявляя к ней интерес в том числе и из-за флера запретности. Самопрезентация группы и сольных проектов Лявона Вольского, исполняющего «Тры чарапахі» в финале концертов и в наше время, соотносится с «национально-сознательной» версией белорусской культурной идентичности, вплоть до использования латинского алфавита и «тарашкевицы»[517] как языковой нормы в оформлении названии альбомов и песен. Именно эту версию идентичности в исследованиях называют «альтернативной белорусскостью» и описывают ее как антагонистичную советской идентичности. Аудитория N. R. M., которую можно увидеть на концерте, — это преимущественно горожане среднего класса от 23 до 50 лет, интеллигенция, оппозиционно настроенные студенты. Соответственно, «Тры чарапахі» для них такой же символический маркер, как и бело-красно-белый флаг.

Как отмечалось ранее, фактором популярности песни также может становиться «народность», раскрытая в том или ином смысле. Как и в «Грай», обращение к образу нации в «Трох чарапахах» происходит через фолк-мотивы, но более неожиданным и неявным образом — через первопроходцев белорусской рок-музыки ВИА «Песняры». Из всей белорусской музыки ближе всего к «Чарапахам» находится композиция «Песняров» «Касіў Ясь канюшыну» — рок-н-ролльная обработка народной песни, во многом определившая стереотипы о белорусах и о белорусской народной культуре. В случае N. R. M. перекличкой с «Песнярами» звучит запев «хэй-ла-ла-лай» в каждом припеве, схожа она и короткими музыкальными фразами, и анафорами в тексте. Связь с «Песнярами» не исчерпывается этими ассоциациями: в начале последнего куплета «Трох чарапах» напрямую цитируется другая композиция «Песняров», «Жураўлі на Палессе ляцяць». Конечно, цитата ироничная: Вольский поет эти строки высоким тонким голосом, контрастирующим с его натуральным хриплым тембром. Это пародия на мягкий высокий тенор Игоря Пени, исполнившего эту песню в «песняровском» оригинале. Это может показаться высмеиванием советского ВИА, но в действительности такая ирония способствует инкорпорированию советского стиля в национально-сознательную белорусскую культурную идентичность.

Здесь следует сделать отступление и рассказать о роли ВИА «Песняры» в белорусской музыкальной культуре — это не объясняет популярность «Трох чарапах», но помогает понять национальный образ в этой песне. Влияние «Песняров» на восприятие белорусской национальной культуры и белорусской музыки двойственное. С одной стороны, «Песняры» были частью советской эстрады и играли по ее правилам, исполняя и военно-патриотические, и народные, и эстрадные песни от дуэта Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, имея при этом значительный коммерческий успех и большие тиражи пластинок на студии «Мелодия». Беларусь в их творчестве — это советская Белоруссия, республика-партизанка, культура которой состоит из крестьянских традиций в советском обрамлении. С другой стороны, «Песняры» — это самый успешный музыкальный проект «с белорусским лицом». Ансамбль можно по праву считать основателями современной белорусской музыкальной культуры. «Песняры» без каких-либо цензурных затруднений экспортировали в СССР западную рок-музыку на высоком профессиональном уровне, переосмысляя ее и соединяя с этническими мотивами и местными музыкальными традициями, которые участники ансамбля изучали в том числе в этнографических экспедициях по деревням Полесья. В песнях группы также актуализировалась классическая белорусская поэзия и музыка малоизвестных белорусских композиторов. Учитывая, что из-за стремительной урбанизации в 1970-е белорусский язык стагнировал, «Песняры» внесли очень важный вклад в его популяризацию и в какой-то степени сохранение. По этой причине в наши дни «Песняры» воспринимаются неоднозначно: их «кондовый» советский стиль, выкованный в государственной филармонии, не всегда гладко состыковывается со значительной ролью ансамбля в национальной культуре и оригинальным подходом в музыке, на который ориентировались и многие современные белорусские музыканты. ВИА находится на распутье между советской и национальной идентичностями: в дискурсе идентичности их песни задействованы как символические маркеры обеих.

Из этого следует, что пародия на «песняровское» исполнение в «Трох чарапахах» не столько ирония, сколько самоирония, соответствующая контрасту между музыкой и текстом. Усиленно отрицаемое советское прошлое (и в какой-то степени настоящее) гораздо реальнее и ближе для белорусов, чем довольно эскапистская белорусская «национально-сознательная» культура, к которой принадлежит и музыка N. R. M. «Тры чарапахі» инкорпорируют советскую идентичность в белорусскую, что позволяет раскрыть «народность», воссозданную через отсылки к истории белорусской музыкальной культуры, как «белорусскость». В отличие от «Грай», этот смысл воплощается через советское, а не через средневековое прошлое, при этом песня остроумно вносит в эту репрезентацию прошлого сатирический оттенок.

Сатира и ирония, разумеется, востребованы в символическом пространстве протеста как один из способов политического противостояния. Наиболее ярко, таким образом, эту песню использовал гитарист N. R. M. Пит Павлов, исполнивший ее перед плотным оцеплением ОМОНа во время одного из протестных маршей, подчеркнув нелепость противостояния одного безоружного музыканта и взвода вооруженных силовиков (фотография этого момента широко тиражировалась в белорусских медиа во время августовских маршей). Однако в перформативном измерении подобные иронические обертона, заключенные в музыке и особенностях интонирования, чаще всего теряются. И в августе, и осенью 2020 года Вольский и Павлов нередко играли «Чарапах» вживую для поддержки протестующих на маршах и на локальных митингах или во время чаепитий солидарности в минских дворах. На этих спонтанных концертах горькое узнавание повседневного белорусского абсурда сменялось чувством единения, схожим с тем, которое возникает на большом рок-концерте, когда толпа дружно подпевает закрывающей песне. Позднее Пит Павлов выложил на YouTube видео с подробным разбором того, как начинающему гитаристу играть «Чарапах», чтобы заменить музыкантов, которые не успевают или не могут из-за ареста посетить все дворы, где их ждут[518]. Таким образом, главный фактор успеха песни «Тры чарапахі» как песни протеста — это, по-видимому, именно легкость, с которой слушатель может включиться в роль исполнителя, обеспечиваемая жанровой принадлежностью композиции.

Заключение

На основании