курортный отель «Сосны» на озере Эрроухед; я запомнил его, когда проезжал мимо на съемки. Сейчас он стоял среди леса, мрачный, с занесенной снегом крышей, только лунный свет отражался ледяными бликами в черных окнах.

Ступая тихонько, я подкрался к зданию. Заглянул в окно служебного помещения, пустого и темного. Еще два окна – тоже пусто. В следующем я увидел молодую девушку на кровати. Одеяло обрисовывало стройный силуэт, наружу выглядывало голое плечо.

Окно оказалось незапертым.

Проникнув в комнату, я помедлил, разглядывая спящую. Нервно облизнул пересохшие губы и ощутил во рту странный вкус. Жажда все так же мучила меня. На белоснежной девичьей шее мерно билась тонкая жилка.

Я снова облизнулся. Странный вкус на губах был знаком – что это? Ощущая растущее волнение, смешанное со страхом, я склонился над кроватью… и вдруг вспомнил.

Это же вкус краски!

Унылый мрак спальни будто озарился солнечным лучом из распахнутого окна. Я вздрогнул, выпрямился и потер лицо, растерянно озираясь. Схватил со стола зеркало и вгляделся в лунном свете. Из туманной глубины на меня таращился жуткий вампирский образ Эка Мора!

В голове помутилось, стены комнаты поплыли перед глазами. Смутно помню, как выпрыгнул в окно и побежал через сугробы со сжавшимся от ужаса сердцем под издевательской ухмылкой луны.

Добравшись в конце концов до своего коттеджа, я поспешно смыл с лица отвратительный грим, который, должно быть, неосознанно наложил вечером перед… перед чем? Как странно: лунатизмом я никогда прежде не страдал!

Утром лицо в зеркале было бледным и изможденным, с темными кругами под глазами, но все же это было мое собственное лицо. Головная боль вернулась, правда куда менее мучительная, чем накануне, и после утомительных утренних съемок я охотно согласился свозить Лизбет в поселок на берегу озера за покупками.

Под ярким дневным солнцем все мои страхи растаяли и призрак Эка Мора вместе с ними… Ну, почти. Он вернулся позже, когда я расплачивался в магазине. Быстро подписав чек, я вручил его хозяину, и тот поблагодарил. Затем глянул на подпись, и его глаза изумленно выпучились.

– В чем дело? – нахмурился я.

Он смущенно хохотнул:

– Боюсь, я не смогу это принять, мистер Рид.

– Почему? Разве… – Я опустил взгляд.

«Эк Мора»! На чеке стояло это имя!

Скомкав бумагу, я сунул ее в карман. Подписал другой чек своим именем и поспешно откланялся, оставив торговца, вне всякого сомнения, дивиться моему странному чувству юмора.

Мне, однако, было не до смеха. Голова раскалывалась, в горле снова пересохло. На обратном пути, крутя баранку, я благодарил судьбу, что Лизбет не стала свидетельницей несуразной сцены в магазине. Девушка и без того достаточно за меня переживала.

– Джонни, – вздохнула она, поглядев на мое лицо, – попросил бы ты у Дургана денек-другой отдыха. Он мог бы пока поснимать сцены, где тебя нет.

– Ты же знаешь, так не получится, – покачал я головой. – Я почти везде.

– Разве съемки важнее твоего… – Лизбет вспыхнула, – твоего душевного здоровья?

Я хмуро покосился на нее:

– Считаешь, я схожу с ума?

– Нет… То есть я не знаю, Джонни. Да нет, конечно! Ты просто переутомился, слишком много работаешь – тут любой не выдержит.

– Не так уж и много, – пожал я плечами. – Ничего страшного, Лизбет… забудь.

Губы мои искривила горькая улыбка. Невольно облизнув их, я вспомнил вкус краски, который ощутил прошлой ночью. Нет, я не терял разум – Эк Мора отнимал его у меня!

На следующий день кошмар навалился с новой силой. Работа над «Бродящим в ночи» шла полным ходом, а голова болела все пуще. Я постоянно ощущал на себе мерзкий грим, уродовавший лицо. Смотреться в зеркало и встречаться взглядом с жутким Эком Мора было противно и страшно.

Около пяти Дурган в последний раз крикнул: «Снято!» Я отошел в сторону от съемочной площадки и прислонился, дрожа от усталости, к шершавой сосновой коре. Зрение помутилось, воспаленный мозг распирал череп, и меня преследовало странное чувство, будто я превращаюсь в кого-то другого.

Кто-то тронул меня за плечо:

– Удалять грим, мистер Рид?

И тогда с моего языка сорвались слова – ужасные, безумные, а самое главное, не мои! Мой язык, мой голос – но кричал не Джон Рид, а Эк Мора!

– Не получится! – заревел он яростно.

Гример испуганно отшатнулся и побледнел.

– Что за… – выдохнул он.

– Краска не сойдет! – продолжал выкрикивать мой голос. – Понятно? Она теперь навсегда!

Позвали режиссера, вокруг меня собралась толпа. Сквозь нее протолкался Фред Дурган, следом спешила Лизбет. Тяжелая рука Фреда легла мне на плечо.

– Что с тобой, Джонни? – растерянно спросил он.

– Вы годами заставляли меня играть монстров! – Казалось, я исполнял роль, хорошо мне известную и сыгранную прежде. – Радуйтесь теперь! Видите?! Видите?! Эта проклятая маска… она больше не маска! Она теперь мое настоящее лицо!

Никогда не забуду того смертельного ужаса в глазах Дургана. Ему эта сцена была знакома не хуже – но участвовал он в ней семь лет назад, а на моем месте стоял Мора.

Стряхнув оцепенение, он еще крепче сжал мое плечо, и я дернулся, вырываясь. В голове бушевал алый вихрь, свирепая жажда пылала огнем в груди – я знал, что утолить ее в Стар-Вэлли нечем. В памяти вдруг возникла девушка из отеля «Сосны», ее белоснежная шея и мерно бьющаяся тонкая жилка…

Из моей груди вырвался крик, в котором не было ничего человеческого, – это был свирепый вой дикого зверя. Едва не свалив здоровяка с ног, я оттолкнул его в сторону и пустился бегом.

Лизбет преградила мне путь.

Я сжал кулаки и замахнулся, она испуганно вскрикнула. В последний момент проблеск разума заставил меня отвести удар, но он все же задел плечо девушки. Она отшатнулась, и я проскочил мимо.

Дальше, дальше, в сумеречную чащу заснеженных сосен. Я несся скачками, в мозгу бушевало пламя безумия, а губы изрыгали проклятия. Мои собственные губы, но голосом Мора – монстра-вампира, уже семь лет как мертвого! Пересохшее горло саднило, позади затихал суматошный людской гвалт, а впереди меня ждал отель «Сосны».

Уловив тонкий жалобный крик, я замедлил бег. Снова писк, совсем близко. Легкое движение в кустах – я осторожно приблизился.

Кролик!

Животное билось в ветвях упавшего дерева. Обломанный сучок проткнул живот, алая кровь окропила снег вокруг. Смерть была неминуема.

Мне очень хочется так думать теперь.

Я пробрался сквозь кустарник, мои пальцы сжимались и подергивались. Глаза жертвы уже стекленели, кровь иссякала. Если не поспешить…

Не помню, что случилось потом, – вернее, не хочу вспоминать. Знаю лишь, что бежал дальше, ощущая на липких губах