Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ступая тихонько, я подкрался к зданию. Заглянул в окно служебного помещения, пустого и темного. Еще два окна – тоже пусто. В следующем я увидел молодую девушку на кровати. Одеяло обрисовывало стройный силуэт, наружу выглядывало голое плечо.
Окно оказалось незапертым.
Проникнув в комнату, я помедлил, разглядывая спящую. Нервно облизнул пересохшие губы и ощутил во рту странный вкус. Жажда все так же мучила меня. На белоснежной девичьей шее мерно билась тонкая жилка.
Я снова облизнулся. Странный вкус на губах был знаком – что это? Ощущая растущее волнение, смешанное со страхом, я склонился над кроватью… и вдруг вспомнил.
Это же вкус краски!
Унылый мрак спальни будто озарился солнечным лучом из распахнутого окна. Я вздрогнул, выпрямился и потер лицо, растерянно озираясь. Схватил со стола зеркало и вгляделся в лунном свете. Из туманной глубины на меня таращился жуткий вампирский образ Эка Мора!
В голове помутилось, стены комнаты поплыли перед глазами. Смутно помню, как выпрыгнул в окно и побежал через сугробы со сжавшимся от ужаса сердцем под издевательской ухмылкой луны.
Добравшись в конце концов до своего коттеджа, я поспешно смыл с лица отвратительный грим, который, должно быть, неосознанно наложил вечером перед… перед чем? Как странно: лунатизмом я никогда прежде не страдал!
Утром лицо в зеркале было бледным и изможденным, с темными кругами под глазами, но все же это было мое собственное лицо. Головная боль вернулась, правда куда менее мучительная, чем накануне, и после утомительных утренних съемок я охотно согласился свозить Лизбет в поселок на берегу озера за покупками.
Под ярким дневным солнцем все мои страхи растаяли и призрак Эка Мора вместе с ними… Ну, почти. Он вернулся позже, когда я расплачивался в магазине. Быстро подписав чек, я вручил его хозяину, и тот поблагодарил. Затем глянул на подпись, и его глаза изумленно выпучились.
– В чем дело? – нахмурился я.
Он смущенно хохотнул:
– Боюсь, я не смогу это принять, мистер Рид.
– Почему? Разве… – Я опустил взгляд.
«Эк Мора»! На чеке стояло это имя!
Скомкав бумагу, я сунул ее в карман. Подписал другой чек своим именем и поспешно откланялся, оставив торговца, вне всякого сомнения, дивиться моему странному чувству юмора.
Мне, однако, было не до смеха. Голова раскалывалась, в горле снова пересохло. На обратном пути, крутя баранку, я благодарил судьбу, что Лизбет не стала свидетельницей несуразной сцены в магазине. Девушка и без того достаточно за меня переживала.
– Джонни, – вздохнула она, поглядев на мое лицо, – попросил бы ты у Дургана денек-другой отдыха. Он мог бы пока поснимать сцены, где тебя нет.
– Ты же знаешь, так не получится, – покачал я головой. – Я почти везде.
– Разве съемки важнее твоего… – Лизбет вспыхнула, – твоего душевного здоровья?
Я хмуро покосился на нее:
– Считаешь, я схожу с ума?
– Нет… То есть я не знаю, Джонни. Да нет, конечно! Ты просто переутомился, слишком много работаешь – тут любой не выдержит.
– Не так уж и много, – пожал я плечами. – Ничего страшного, Лизбет… забудь.
Губы мои искривила горькая улыбка. Невольно облизнув их, я вспомнил вкус краски, который ощутил прошлой ночью. Нет, я не терял разум – Эк Мора отнимал его у меня!
На следующий день кошмар навалился с новой силой. Работа над «Бродящим в ночи» шла полным ходом, а голова болела все пуще. Я постоянно ощущал на себе мерзкий грим, уродовавший лицо. Смотреться в зеркало и встречаться взглядом с жутким Эком Мора было противно и страшно.
Около пяти Дурган в последний раз крикнул: «Снято!» Я отошел в сторону от съемочной площадки и прислонился, дрожа от усталости, к шершавой сосновой коре. Зрение помутилось, воспаленный мозг распирал череп, и меня преследовало странное чувство, будто я превращаюсь в кого-то другого.
Кто-то тронул меня за плечо:
– Удалять грим, мистер Рид?
И тогда с моего языка сорвались слова – ужасные, безумные, а самое главное, не мои! Мой язык, мой голос – но кричал не Джон Рид, а Эк Мора!
– Не получится! – заревел он яростно.
Гример испуганно отшатнулся и побледнел.
– Что за… – выдохнул он.
– Краска не сойдет! – продолжал выкрикивать мой голос. – Понятно? Она теперь навсегда!
Позвали режиссера, вокруг меня собралась толпа. Сквозь нее протолкался Фред Дурган, следом спешила Лизбет. Тяжелая рука Фреда легла мне на плечо.
– Что с тобой, Джонни? – растерянно спросил он.
– Вы годами заставляли меня играть монстров! – Казалось, я исполнял роль, хорошо мне известную и сыгранную прежде. – Радуйтесь теперь! Видите?! Видите?! Эта проклятая маска… она больше не маска! Она теперь мое настоящее лицо!
Никогда не забуду того смертельного ужаса в глазах Дургана. Ему эта сцена была знакома не хуже – но участвовал он в ней семь лет назад, а на моем месте стоял Мора.
Стряхнув оцепенение, он еще крепче сжал мое плечо, и я дернулся, вырываясь. В голове бушевал алый вихрь, свирепая жажда пылала огнем в груди – я знал, что утолить ее в Стар-Вэлли нечем. В памяти вдруг возникла девушка из отеля «Сосны», ее белоснежная шея и мерно бьющаяся тонкая жилка…
Из моей груди вырвался крик, в котором не было ничего человеческого, – это был свирепый вой дикого зверя. Едва не свалив здоровяка с ног, я оттолкнул его в сторону и пустился бегом.
Лизбет преградила мне путь.
Я сжал кулаки и замахнулся, она испуганно вскрикнула. В последний момент проблеск разума заставил меня отвести удар, но он все же задел плечо девушки. Она отшатнулась, и я проскочил мимо.
Дальше, дальше, в сумеречную чащу заснеженных сосен. Я несся скачками, в мозгу бушевало пламя безумия, а губы изрыгали проклятия. Мои собственные губы, но голосом Мора – монстра-вампира, уже семь лет как мертвого! Пересохшее горло саднило, позади затихал суматошный людской гвалт, а впереди меня ждал отель «Сосны».
Уловив тонкий жалобный крик, я замедлил бег. Снова писк, совсем близко. Легкое движение в кустах – я осторожно приблизился.
Кролик!
Животное билось в ветвях упавшего дерева. Обломанный сучок проткнул живот, алая кровь окропила снег вокруг. Смерть была неминуема.
Мне очень хочется так думать теперь.
Я пробрался сквозь кустарник, мои пальцы сжимались и подергивались. Глаза жертвы уже стекленели, кровь иссякала. Если не поспешить…
Не помню, что случилось потом, – вернее, не хочу вспоминать. Знаю лишь, что бежал дальше, ощущая на липких губах