– В отделе?

– Нет, он пришел к нам в интернет-кафе, мы уже закрывались вечером. И он попросил нас задержаться для разговора.

– Вас и Викторию Одинцову?

– Нет, меня и Марину Рябову – это тоже наша одноклассница, она работала у нас в кафе за стойкой – продавала кофе, сладости.

– А с Викторией Одинцовой Вавилов не разговаривал?

– Кто?

– Этот опер Игорь Петрович.

– Нет, только со мной и Мариной Рябовой и всего один раз. Спрашивал, как и вы, про девочку. Как часто приходила. Его интересовали компьютеры.

– Компьютеры?

– Ну да, он спрашивал – не было ли у нее в кафе любимого компьютера, он хотел его изъять. Я сказала – это невозможно, потому что всем клиентам время и компьютеры предоставлялись в свободном порядке. Нельзя было сказать, кто за какой компьютер сядет.

– А еще о чем этот опер вас расспрашивал?

– Как и вы – кто с Аглаей общался из молодежи, каков круг интересов самой девочки.

– Круг интересов?

– Ну да, на какие сайты она заходила, чем интересовалась… Я тогда сказала – кто же это знает, мы за клиентами не следим. У нас в кафе было тогда двадцать пять компьютеров, это если не считать тех, что ломались, и у нас их техники чинили.

– А еще что он спрашивал?

– Ну я не помню уже точно – столько времени прошло… Спрашивал, когда девочка приходила к нам в кафе последний раз, где сидела. Я не знала, а вот Марина, кажется, что-то вспомнила, или я путаю.

– Дарья, это очень важно, где я могу найти вашу подругу Марину Рябову? Мне и с ней надо немедленно поговорить.

– Немедленно не получится, – ответила толстушка с сожалением, – Мариша живет в этом же доме на восьмом этаже. Только вот она работает в Москве в сервисном центре и приезжает домой уже после восьми.

– А вы можете ей позвонить сейчас? – настойчиво спросила Катя.

– Вы что, в Москву к ней поехать хотите, на работу?

– Я… нет, у меня в вашем городе еще дела, неотложные… важные. – Катя раздумывала, прикидывала на ходу. – Позвоните ей сейчас на мобильный. Я сама с ней переговорю и попрошу ее приехать сюда как можно раньше, отпроситься. Мы, полиция, ей все потом компенсируем. Звоните вашей подруге!

Дарья-толстушка потянулась за мобильным. Катя глянула на часы: время – полдень.

Катя позвонила Артему Ладейникову в тот момент, когда полковник Гущин попросил его зайти: хочу, мол, чтобы ты поприсутствовал, помог мне в одном деле.

Исполняя просьбу Кати, Артем замешкался, и когда он вошел в кабинет, то увидел там Гущина, двоих оперативников и высокого симпатичного блондина в джинсах и модном бомбере из тонкой лайки.

Оперативники вышли. Блондин остался и сел напротив Гущина, озираясь по сторонам.

– Это Алексей Грибов, – сказал Гущин Артему, – а Вавилов Игорь Петрович тебе не звонил?

Артем заметил, как при имени Вавилова сын прокурора Грибова слегка напрягся.

– Нет, не звонил. Я беспокоюсь о нем.

– Он скоро будет здесь, – пообещал Гущин и повернулся к Алексею Грибову. – Мы вас долго разыскивали, вы дома совсем не появляетесь.

Артем понял, что сына прокурора наконец-то нашли. Он не знал о разговоре Гущина с начальником Главка, после которого оперативники сразу же связались с деятелями эстрады и навели справки о певице Леокадии Пыжовой. Утром на ее квартиру на Арбате выехала опергруппа и застала Алексея Грибова дома у певицы – в ее постели.

Пыжова ничего не понимала, она была с сильного похмелья и орала на сотрудников полиции матом. Но Алексея Грибова у нее «изъяли» и привезли на допрос.

Ничего этого Артем Ладейников не знал. Он видел лишь, что полковник Гущин словно снова колеблется, словно не знает, с чего начать. С какого края подойти к этому фигуранту.

– Я, как видите, в другом месте сейчас проживаю, – ответил Алексей Грибов.

– Вы с Пыжовой состоите в гражданском браке?

– Нет, не думаю, что это можно браком назвать. – Грибов-младший усмехнулся невесело. – Я у нее что-то вроде антрепренера и сиделки. Сейчас с антрепренерством сложности, концертов почти нет, так что остается только моя вторая роль.

– Сиделки? – уточнил Гущин. – Она что, сильно пьет?

– А кто из творческих людей сейчас не пьет? – снова усмехнулся Грибов. – Время такое настало.

– Вы поддерживаете связь со своим отцом?

– Ездил к нему в колонию, нам разрешили свидание.

– О чем шла речь на том свидании? – спросил Гущин, не надеясь на правдивый ответ.

– О чем говорят все зэки? – усмехнулся Грибов-младший. – О воле, о ходатайствах об «удо», о том, что разрешено в посылках.

– Вы считаете, что с вашим отцом поступили несправедливо?

– Какая разница, что я считаю? – Грибов-младший покосился на притихшего Артема Ладейникова: мол, а ты кто? Чего сидишь, слушаешь нас, глазами моргаешь?

– Вы бываете в Рождественске?

– Очень редко.

– И вы не в курсе тамошних новостей?

– Нет, а какие могут быть новости в этой нашей подмосковной дыре?

– Вы так резко оборвали все связи – с друзьями отца, с вашими бывшими коллегами по адвокатуре.

– Какие у зэков в прокуратуре могут быть друзья? От отца все отвернулись. А я тоже не навязываюсь. Что касается моей юридической карьеры, с ней тоже кончено.

– Вы в этом вините кого-то?

– Кого я должен винить?

– Например, Игоря Вавилова – бывшего начальника розыска и друга вашего отца.

– Тоже б/у. А в чем его вина? Он так, мелкая сошка. Нет ничего нового под солнцем, в том числе и то, что друг оказался подлецом.

– Вы считаете, что Вавилов – подлец, потому что он участвовал в задержании вашего отца с поличным?

– Мне наплевать на Вавилова.

– Несколько дней назад у Вавилова зверски убили жену. Из мести, – сказал полковник Гущин.

Алексей Грибов-младший откинулся на стуле, вытянул ноги. Он молчал.

Молчал и Гущин. Пауза затягивалась.

Тишина повисла в кабинете.

Артем Ладейников беспокойно заерзал на своем стуле. Он ощущал себя не в своей тарелке. Словно гроза собиралась где-то далеко, а он чувствовал уже ее разряды своей кожей…

– Ну так что же? – тихо спросил полковник Гущин.

– Что?

– Это новость для вас или нет, Алексей?

– Вы что, подозреваете меня в убийстве? – Грибов-младший поднял голову.