Полковник Гущин умолк. Но потом продолжил:

– Когда свой оказывается подонком – это урок на будущее всем нам. Он ведь, Вавилов, метил в министерство, на самый верх. Тесть бы со временем его и в министры протащил. Такие сейчас востребованы. Такие, кто ни перед чем не остановится. А мы так долго плутали в потемках. Мы запутались в трех делах.

– Мы сняли обвинение с Павла Мазурова в деле об изнасиловании и окончательно сняли все подозрения с учительницы Грачковской, – тихо сказала Катя. – Я часто думаю о них. Как они там? А вы?

– И я, – ответил Гущин, – но эта история кончается не так, как мы думаем.

Та, которую они вспомнили, даже и не подозревала об их существовании. Наталья Грачковская завершила свой труд в полдень. Теперь она трудилась неполный рабочий день – в торговом центре из-за кризиса начали увольнять персонал и жестко экономить на оставшихся. Зарплату ей урезали на половину, но она все равно держалась за место уборщицы в туалете зубами и ногтями, потому что других альтернатив не было никаких.

За свой неполный рабочий день она была вынуждена выполнять всю прежнюю работу в полном объеме – драила унитазы, мыла полы, скребла кафель, моталась по магазинам торгового центра, собирая мусор на тележку, ворочая тяжелые контейнеры. У нее сильно болела спина. И почти каждый день поднималось давление. Но она терпела. Рабочие лошади вынуждены терпеть все. Она радовалась, что ее не уволили. Что хоть как-то дают возможность дышать и существовать.

Перед тем как сесть на автобус и поехать домой, она зашла в супермаркет в торговом центре.

Наталья Грачковская купила пакет молока, бутылку кефира, маргарин – она уже полностью перешла на него, потому что сливочное масло было ей уже не по карману. Еще она купила пачку твердых, как камни, пряников, чтобы было с чем вечером пить чай.

Подошла к прилавку. Посмотрела на сырокопченую колбасу. Сглотнула слюну.

В это же самое время далеко-далеко от торгового центра Мимоза – Марина Приходько рыдала и сморкалась в бумажный носовой платок на допросе у следователя Следственного комитета. Дело об изнасиловании в отеле «Сказка» – точнее, об инсценировке – по материалам розыска возобновили производством. И следователь СК допрашивал всех по новой. Гражданина Витошкина искали с собаками за границей. И пока это происходило, следователь бросил все свои профессиональные силы на обработку Мимозы. Он порой так орал в кабинете, что дрожали стекла. Он чрезвычайно гордился своим «умением работать с обвиняемыми», грозя тем, что «вы, сукины дети, у меня домашним арестом и электронным браслетом не отделаетесь, сядете на парашу!».

Но не все было так мрачно. Для кого-то в этом деле даже сверкал, как праздничный фейерверк, хеппи-энд. Как же – нельзя же по нынешним пафосным временам без хеппи-энда, без счастливого конца.

Например, в жизни Алексея Грибова – сына прокурора – наступил самый настоящий период удач. И каких!

Леокадию Пыжову хватил инсульт. Случилось это на концерте – сборной солянке в Сочи, где скакала по сцене, приплясывая и подвывая на разные голоса, старая, давно всем опостылевшая попса. Леокадии стало плохо в гримерке. Ее доставили в госпиталь, и там у нее отнялась вся левая сторона.

Алексей Грибов перевез ее в Москву в квартиру на Арбате и нанял постоянную сиделку. Леокадия лежала в кровати, гулко, раскатисто пукала под одеялом. Сиделка, добрая простая баба, умилялась – «вот опять нежданчик!» – и кормила Леокадию тертым яблочком с ложки, как малое дитя.

Алексей Грибов зажил полной насыщенной жизнью – он катался на «Ягуаре» Леокадии по доверенности, тратил деньги с ее кредитных карточек, не считая, вел консультации со знакомыми по прошлой жизни нотариусами с тем, чтобы организовать опеку над Пыжовой и гарантировать в будущем получение ее наследства. Он подумывал о приобретении маленькой яхты для отдыха в Сочи и мимоходом приглядывал себе среди старух на эстраде новую «чистую и бескорыстную любовь» возрастом глубоко за шестьдесят. Он носил дорогие костюмы, обедал в лучших ресторанах, у него были деньги. Чего же еще желать? Это ли не хеппи-энд?

Для Павла Мазурова все тоже складывалось в этом мире на удивление хорошо. Во-первых, его отпустили из-под стражи. Во-вторых, «дело обкакавшихся в «Киселе» самым настойчивым образом замяли по-тихому. Из гостей «Киселя», где было немало влиятельных персон, никто не желал фигурировать в таком деле. Огласки и позора боялись пуще огня, а посему происшествие со слабительным и местью представили лишь как «вспышку острой кишечной инфекции». Ресторан «Кисель» закрылся.

Павла Мазурова предупредили, чтобы он не смел болтать и распространяться на эту тему. По делу о фальшивом изнасиловании в отеле «Сказка» его признали потерпевшей стороной и даже пообещали возместить моральный ущерб за годы, проведенные за решеткой из-за ошибки расследования и суда. Потом возместить, когда-нибудь.

Павел Мазуров, отпущенный из-под стражи, приехал в свой загородный дом, где его встретила мать. Он был небрит, неухожен, от одежды его еще шел запах тюрьмы, но он выглядел абсолютно счастливым и спокойным. Он считал свою миссию выполненной. Он отомстил. И – надо же – это сошло ему с рук. Мать-старуха не терпела сантиментов. Она оставила на столе свой вечный пасьянс, потрепала великовозрастного сына-яппи по колючей щеке и проскрипела: «Вот ты и стал наконец мужчиной. Лучше поздно, чем никогда».