Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не говори ерунды, — натягивая поводья, процедил сквозь зубы Микиэл, — под вами двоими лошадь пойдёт вдвое медленней. А если на нас нападут, Гаитэ сможет скакать дальше, пока мы с тобой будем отбиваться.
Сезар кивнул, признавая правильность, пусть и с явной неохотой.
— Он прав. Если хотим оторваться, нужно гнать.
— Не беспокойся. Я справлюсь, — успокоила его Гаитэ.
Кони вместе с всадниками полетели вперёд. Перемахнув через канаву, они углубились в Жютенский лес.
Лошадь Гаитэ была вышколена идеально. Даже не приходилось пускать в ход поводья или колени. Благородное животное само шло вперёд, будто само знало дорогу, бережно неся на себе всадницу.
Из глубины леса раздалось лошадиное ржание, на мгновение, заставившее Гаите испугаться засады. Но вслед за Сезаром и Микиэлом выехав на небольшую поляну, она увидела с десяток всадников. Блики луны играли на их кирасах.
— Что это означает? — обернулась она к брату.
— То, что мы теперь в безопасности, — выдержал он её испытывающий взгляд. — Матео! Подай свежих лошадей. Нужно проскакать ещё с дюжину миль.
— Куда мы направляемся? — шёпотом спросила Гаитэ у Сезара.
— В Рэйвдэйл, родная. Больше ехать некуда.
— Ты уверен? — с беспокойством спросила она. — В том, что Микки можно довериться?
— Эй, сладкая парочка? — окликнул юный герцог Рэйвский. — Позже намилуетесь. В конюшнях императора лошадей больше, чем у нас. Он может загнать их с дюжину, а мы себе такого позволить не можем. Так что нужно спешить.
Гаитэ не знала, откуда нашла в себе силы одолеть дорогу. Конский топот, луна и тени всадников, какой-то полусон от усталости. Тело ломило от долгой скачки. Чувство было такое, что вся она превратилась в один сплошной синяк. Но плакаться на отсутствие удобств не приходилось. Всё эти люди рисковали ради неё жизнью, в любой момент могла начаться погоня. Возможно, уже началась?
Ещё дважды меняли они коней на переправах где их дожидались верные люди.
На второй переправе Гаитэ подали карету. Почти без сил заползла она внутрь и распростёрлась на подушках, проваливаясь в глубокий сон.
Они въехали в Рэйвдэйл под громкий звук трубы и фанфары. Над башнями подняли флаги. Гаитэ оказали достойный приём, встретив с парадного входа, а это означало, что мать не собиралась скрывать от Торна, которому совсем недавно клялась в верности, её присутствия.
Значит, знамя мятежа поднято вновь?
— Добро пожаловать домой, дитя моё! — обняла Стелла дочь. — Какое счастье наконец видеть тебя рядом с собой и больше не испытывать страха за твою жизнь.
Стелла и вправду выглядела измученной. Вокруг глаз чётче пролегли тонкие морщины. Кто знает, может быть она и не лгала? Может быть, искренне переживала?
Хотелось бы верить в лучшее. Родные, близкие люди, любящие тебя искренне, от всего сердца, а не из выгоды или славы, самое большое богатство в нашем мире. Его невозможно купить за деньги, невозможно взять властью или силой. Невозможно даже заслужить. Любовь либо есть, либо нет.
— Идём, дорогая моя. Тебе нужно отдохнуть и поужинать. — сказала Стелла. — Добро пожаловать домой.
Вопросов у Гаитэ накопилось множество. Союзы маменьки с Фальконэ каждый раз становились для неё открытием и чаще — неприятным. С одной стороны, то что Рэйвы оказались замешены в её спасении более, чем логично, ведь они одной с нею крови. С другой, не привыкшая ждать чего-то хорошего от кровников, Гаитэ предпочла бы держаться от них подальше.
— Мне надо поговорить с Сезаром, — потребовала Гаитэ как только они остались с матерью наедине.
На лице Стеллы отразилась злая ирония:
— Разве вы ещё не наговорились? Разве я не просила тебя быть осторожней? Но каждый раз ты предпочитаешь действовать по-своему и каждый раз это не заканчивается ничем хорошим.
— Вы намерены читать мне нотации? Для них слишком поздно. У меня тоже есть к вам вопрос. Скажите, маменька, вы снова собираетесь разжечь небольшой костерок бунта и мятежа?
— Развести? Я? — возмутилась Стелла искренне. — Нет. Я всего лишь постараюсь не сгореть в том пламени, что вот-вот поднимется. Оставить Торна на престоле — преступление.
— Совсем недавно вам ведь так не казалось?
— Точно! Меня устраивало то, что ты была его женой. Я считала, что вдвоём, может быть, при удачных обстоятельствах, вам удастся провести огромный корабль под названием «Саркассор» не разбив его о рифы. Но тут тебе совсем некстати пришла фантазия раздвигать ноги! Этого показалось мало! Ты зачем-то решила исповедаться мужу. Гаитэ, ты совсем обезумела?
— Значит, вы верите тому, что говорят? Вы допускаете мысль о том, то меня могли оговорить?
— А тебя оговорили?
— Нет. Я люблю Сезара. Это правда. Но я вовсе не жажду ещё раз вступать в гонку за трон. И если вы намерены выдать меня замуж за Сезара, чтобы…
— Нет, — решительно мотнула головой Стелла.
Гаитэ смолкла, изумлённо глядя на мать:
— Нет?
— Упаси меня Добрые Духи от того, чтобы мечтать о воцарении на троне Саркассора ещё одного Фальконэ. Достаточно с нас этой династии. Пришла пора посадить на трон того, в ком течёт не часть, а истинно королевская кровь.
— Я вас не понимаю, — покачала головой Гаитэ. — Вы о ком говорите?
— О Микиэле.
Гаитэ, широко распахнув глаза:
— Вы шутите?
— Это наш шанс — час Рэйвов близок. Оставленный всеми, без поддержки своей правой руки, которым был для него брат, Торн мало чего стоит. Жалкий гуляка, дебошир и пьяница — да кому нужен такой король? Твоему брату всего семнадцать, но ты сама видела его в деле. Даже твоего драгоценного Сезара он положил на обе лопатки, а ведь тогда даже меня не было рядом с ним. Отважный, хитрый как лис, со временем он станет тем мудрым правителем, в котором все так нуждаются.
— Боже мой! Матушка! Сколько же можно?! Вы никогда не сдаётесь? Раз за разом, снова и снова, вы идёте с цели то в обход, то напролом?
— И знаю, что придёт час, когда я получу желаемое. Я рождена для власти.
— Вы?! А я думала речь идёт о Микки?
— Это одно и тоже. Я — всего лишь женщина, а твой брат — он мужчина во мне. Он — мои возможности, мои руки, моя воплощённая мечта.
— Да вы словно одержимая! Нет во власти ничего такого, что стоило бы столько загубленных жизней. Разве вы не боитесь, что, поставив на карту всё, в одну ужасную ночь потеряете вашего любимого сына? Я знаю Торна куда лучше вашего. Он далеко не глуп и вовсе не слаб. Это лишь маска, что он носит напоказ, обманывая легковерных. В действительности Торн изворотлив, как змей, хитёр, как лис, жесток, как волк и упёрт, как бык. Он любил меня, мама! Но стоило мне единственный раз пойти ему наперекор, и он раздавил меня, как пустую скорлупу, не дрогнув и не колеблясь. Вы хотите бросить ему вызов? Отнять у него то, что ему дороже всего — его корону? За то, что я хотела всего лишь уйти, он приговорил меня к смерти. Подумайте, на что вы обрекаете вашего сына?