Младший брат довольно сдержанно простился со старшим, ограничившись общими фразами и избегая смотреть ему в глаза. Мэй полагала, что в конечном счете у Юна и Тао все сложится хорошо. Он любил ее, а она с некоторых пор зависела от мужа так, как ребенок зависит от матери, и беспрестанно жалась к нему, словно пытаясь набраться тепла, здоровья и силы.

После того, как был найден шестилистный банчуй, Кун стал пользоваться безграничным уважением артельщиков: можно было не сомневаться в том, что никто из них не станет его выдавать.

Мэй могла только догадываться, вспоминает ли Кун о словно парящем в небе дворце, его покрытых красным лаком галереях, выложенных узорчатыми камнями прудах, павильонах и террасах, казалось, выраставших прямо из воды и вечно смотрящих в свое отражение, ажурных мостиках и покрытых широкими плитами дорожках сада. Он неизменно был бодр, даже весел, любил ее и одинаково обожал обоих сыновей.

В то утро она как всегда рано проснулась и, проводив мужчин на промысел, занялась хозяйственными делами.

Пахло дымом, хвоей и влагой. Мэй уже научилась различать запахи различных времен года, угадывать перемену погоды и замечать присутствие посторонних, прежде чем они приблизятся к лагерю.

Впрочем, чужие здесь появлялись редко. Иногда (как некогда Юну) кому-то был срочно нужен банчуй или в лагерь, случайно забредали охотники.

Ненадолго оставив детей одних, Мэй отправилась к ручью, чтобы прополоскать белье. Сидя на корточках, она приметила стайку птиц, с громкими криками перелетавших с ветки на ветку, а после услышала, как шелестит трава и похрустывают густо переплетенные корни под ногами людей, которые редко бывают в лесу или не считают нужным скрываться.

Бросив белье, она побежала к лагерю. Там хозяйничали какие-то воины. Одни заглядывали в хижины, другие бесцеремонно крушили и переворачивали все вокруг. Под одним из деревьев сидел проводник из ближайшей деревни. Он выглядел испуганным и бледным, а его руки были связаны за спиной толстой веревкой.

Стоявший в центре лагеря мужчина не двигался, он лишь наблюдал за происходящим тяжелым, зловещим взглядом.

Какими чужими выглядели здесь эти богатые одежды! Каким знакомым показалось Мэй это суровое, словно высеченное из камня лицо с гневно сведенными бровями и плотно сжатыми губами.

Когда Юйтан посмотрел на нее, она поняла, что он тоже ее узнал.

Один из княжеских воинов вынес из хижины детей, держа их за воротник одежды, как за шкирку. Напуганные мальчишки вопили во все горло.

Мэй бросилась к ним, но путь преградил меч Юйтана.

— Почему их двое? Откуда второй ребенок? — мрачно произнес он.

— Это сын Сугар, настоящий Айсин, — прошептала Мэй.

— Ложь! Айсин погиб по время тайфуна.

— Каким-то чудом ему удалось выжить. Мы нашли мальчика у бродячих артистов, сохранивших пеленки, в которые он был завернут.

— Они у тебя?

— Да. Я покажу их вам, только прикажите вашему человеку отпустить детей.

Юйтан сделал знак, и воин опустил ревущих мальчишек на землю.

Мэй принесла тряпку и протянула ее Юйтану, после чего, присев на корточки, обняла и прижала к себе ревущих мальчишек.

— Который из них? — спросил князь после долгого молчания.

— Я не скажу. Они одинаково дороги мне.

— Неправда! Хочешь сохранить жизнь своему щенку?! Ничего не выйдет.

Он сделал шаг вперед, и в этот миг Мэй увидела, как из гущи леса появился Кун. Возможно, чутье заставило его вернуться в лагерь или он приметил сверху качающиеся деревья и вспугнутых птиц.

— Вы всегда успеете убить невинных детей. Сначала сразитесь со мной.

Пронзив друг друга взглядами, они скрестили оружие с такой силой, что брызнули искры. Кун был проворнее, ловчее, легче, однако Юйтана вела в бой затмившая разум ненависть, дающая такие силы, что молодому воину оставалось только защищаться.

Сражаться с Юйтаном было все равно, что сражаться с судьбой: Кун едва успевал угадывать по движению глаз и плеча, что замышляет противник, у него с трудом получалось отбивать и отводить удары.

Их битва казалась Мэй похожей на завораживающий танец, танец смерти.

Она знала, что ни ей, ни Куну не удастся спастись. Кругом были воины Юйтана, и пусть он приказал им не вмешиваться, они не отпустят Куна живым. А еще Мэй поняла, что он ни за что не сможет заставить себя убить того, кого столь долгое время называл отцом.

— Думал, я не доберусь до тебя?!

— Нет. Я знал, что вы придете. От судьбы невозможно укрыться.

— У тебя хватило наглости жениться на принцессе и смешать свою презренную кровь с кровью сына Неба! Разумеется, я не стану лишать жизни внука императора, а вот другого мальчишку поддену на острие меча и поджарю на костре!

— Вы никогда не узнаете, кто есть кто. Ведь мы могли поменять им имена!

— Твоя девчонка расскажет под пытками или когда мои воины сорвут с нее одежду и…

В этот миг Мэй почувствовала, как в Куне поднялась злоба. Его движения стали другими, теперь он не защищался, а нападал. Послушный руке, сердцу и разуму меч взлетал и нырял, блистая в лучах неяркого лесного солнца и постепенно подбираясь к телу противника.

Поскользнувшись на корне дерева, Юйтан упал в траву. Его люди тотчас сомкнули строй, ощерившись оружием, но Кун не ударил князя, а протянул ему руку, желая помочь встать.

Заскрежетав зубами от ярости, Юйтан поднялся сам и продолжил бой.

Они снова кружились друг против друга, приминая упругую траву, жадно хватая губами воздух. Мэй заметила, что правый рукав одежды князя набряк от крови, и он переложил оружие в левую. А после она увидела, как, оторвавшись от земли, Кун словно летит вслед за мечом и его клинок с силой опускается на грудь Юйтана.

Удар пришелся плашмя. Упавший навзничь князь извивался и корчился, беспомощно открывая рот и тщетно пытаясь вздохнуть. Кун стоял над Юйтаном и, глядя на него сверху, ощущал, что страха того меча, что висел над его головой столько лет, больше нет.

Юйтан с трудом встал на ноги. Он пошатывался от слабости, и боль поражения в его глазах спорила с яростью. Он повернулся к своим людям, вероятно, собираясь отдать приказ, но тут произошло нечто невероятное: опустившись на колени, Кун протянул князю оружие со словами:

— Я виноват перед вами, отец. Прошу — покарайте меня своей рукой так, как считаете нужным.

— Я тебе не отец, щенок! — прохрипел Юйтан.

— И все же у вас никогда не было другого сына.

Мэй окаменела от ужаса, а между тем к князю внезапно вернулись силы. Схватив Куна за грудки так, что затрещала одежда, он рывком поставил его на ноги.

— Для тебя много чести погибнуть, как воину! Ты умрешь, как собака!