Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В самом деле?
– Ну, конечно! Это самый разумный выход. Зуб-то, поди, болит? Зуб не болел: Селищев в напряжении последнего часа забыл о нем, и тот от безразличия к себе стих. Но Селищев, конечно, понимал, что благополучие это обманчиво.
Селищева всегда раздражали эти два словечка, с недавних пор нагло угнездившиеся в русском языке. Одно из них – «секьюрити» – белело латиницей на черной униформе мужчины с важно-каменным лицом, коренастом и «беременном» (исключительно, чтобы не вступить в противоречие с замыслом божьим, оставим кавычки на месте).
Встретив Селищева при входе в поликлинику, он велел надеть бахилы и произнес второе ненавистное Селищеву слово – «ресепшен». Очевидно, указывать местоположение регистратуры входило в круг его должностных обязанностей (не от человеко же любия с таким-то лицом!)
К удивлению Селищева над ресепшеном висела «русская» табличка «регистратура». А еще приятно удивило, что ни туда, ни в кассу, ни в рентгеновский кабинет очереди практически отсутствовали. «Все-таки есть плюсы в платной медицине», – умиротворяясь, констатировал Селищев. Однако преждевременно потеплело у него на душе.
Рентгенша, худенькая блондинка с яркими губами, взглянув на направление, заявила:
– Мы одиночные снимки не делаем, только панорамные.
И глаза ее довольно блеснули.
– Как это?
– Целиком всей челюсти.
– А почему?
– Послушайте, гражданин! Я же вам объяснила, что аппарат сломался! Только панорамные выдает!
– Ничего вы мне не объясняли…
– Да? – холодно взглянула она. – Разве вы не знаете, что рентген неисправен?
– Знаю.
– От кого?
– От вас. Но…
– Так что же вы говорите, будто я вам ничего не объясняла?!
«А, черт!..» – сказал про себя Селищев и произнес:
– Ладно, хорошо… А скоро аппарат починят?
– Я заявку дала, – победительно смягчила напор рентгенша. Сейчас мастер на вызове в соседней поликлинике. Потом к нам.
– Ага, – зная, как поступить, сказал Селищев и вышел из кабинета.
– Да поймите вы… Как ваше отчество? – вот уже четверть часа бился с мастером Селищев.
– Альбертыч. Но можно просто, я же говорил, – Рудик.
– Объясните мне, Рудольф Альбертыч, так ли важно, в какой последовательности вы выполните заявки?
– Но дело в том, – вежливо отвечал Рудик, – что диспетчер мне не передавала заявку на ремонт в соседней поликлинике. У нас такой порядок: следующая заявка реализуется только после исполнения предыдущей.
– Ну ладно бы вы ничего не знали о второй заявке. Но вы же знаете!
– Только с ваших слов.
– Тогда позвоните диспетчеру…
Мастер вздохнул. Он смотрел на Селищева тихо и грустно. «Безнадежный случай», – говорило его молчание.
– В самом деле, молодой человек, – не выдержала Галина Павловна, присутствовавшая при споре, – разве допустимо нарушать очередь? Ведь в магазине на подобное вы не решились бы. Почему же здесь можно?
«А ведь так оно и есть, – толкнулось вдруг в голове Селищева. – Откуда у меня уверенность, что один я рассуждаю логично? Сейчас, пожалуй, бабуля права. Да и тогда, еще раньше, когда мне это только показалось…» Селищев виновато посмотрел на нее, на Рудика…
Он вернулся в поликлинику напротив. Охранник снова произнес фразу про бахилы и ресепшен, ничуть не смущаясь тем, что всего час назад уже говорил ее Селищеву. Правда, чтобы осознать этот факт, требовалось «включить» мозги.
«Ага, оно ему надо?!» – мысленно усмехнулся Селищев. «А, может, у него инструкция такая, – тут же возразил он самому себе, – не взирая ни на что, каждому говорить про бахилы и ресепшен». «Да брось, – никак не прогонялась усмешка. – Обыкновенный балбес, этот секьюрити. Подобные ему живут при каждом учреждении. Стоят себе, как кто-то метко выразился, «столбиками жира», и ни пользы от них, ни вреда. Так… атрибут уважающего себя заведения». «С чего ты взял, что ни пользы ни вреда? Ты был им? Знаешь круг его обязанностей?» – воинственно повставали справедливые вопросы. И спорить с самим собой больше Селищеву не захотелось.
– А точно на панорамном снимке будет виден нужный зуб? – спросил он, садясь в кресло.
– Там все будет видно, – обнадежила рентгенша. И как бы для себя, еле слышно добавила:
– Может еще какой зуб придется вырвать…
Селищев поежился.
– Я про удаление зуба ничего не говорил.
– И я не говорила.
– Да только что!
Женщина пожала плечами и молча ушла за перегородку колдовать над аппаратом.
– Селищев, пока снимок сохнет, – сказала она по окончании процедуры, – сходите на ресепшен и доплатите. Я вот тут вам написала.
– Я Селищев.
– А я и не возражаю.
Он, конечно, был готов доплатить, поскольку снимок одного зуба стоил меньше панорамного, но он совершенно не ожидал, что содержимого его бумажника окажется недостаточно.
– Да… – смутился он. – Ну и цены у них…
Всколыхнулась, пробежав волною, зубная боль, видимо, одергивая Селищева от изначальной мыслишки на все наплевать.
– Что ж, придется идти за деньгами домой.
Хорошо хоть идти, а не ехать на другой конец Москвы.
Селищев был недалеко от своего дома, когда к нему обратился гражданин в темном костюме, при галстуке, с портфелем в руках.
– Извините, вы этот район хорошо знаете?
– Я здесь живу.
– Прекрасно. Тогда не могли бы вы мне сказать, где на улице Маши Порываевой дом номер тридцать?
– Но это Орликов переулок.
– Как Орликов? Ничего не понимаю… А что ж тогда это?
На офисном здании, возле которого они стояли, висела стандартная табличка с адресом «Маши Порываевой улица, 34».
Селищеву впору было протереть глаза: проходя каждый день мимо, он никогда не видел эту табличку.
– Чертовщина какая-то… Вон мой дом, а я живу в Орликовом переулке. Стало быть это точно не улица Маши Порываевой.
Гражданин достал платок, вытер им крупный лоб, сморгнул полными недоумения глазами.
– Вы знаете, – попробовал разобраться в казусе Селищев, – может, эту табличку повесили для почтальонов? Представьте: нужно доставить корреспонденцию в это здание, а дом, хоть он и стоит в Орликовом переулке, числится по соседней улице, то есть по улице Маши Порываевой.