в зеркало над грязной раковиной, ожидая увидеть то, что чувствовала. Единственное, что привлекало внимание, – пятно на моих руках, кровь мужчины, который признался мне в любви за несколько минут до того, как испустил последний вдох. Я снова и снова переворачивала ладони, желая сохранить эти пятна крови, удержать единственное, что от него осталось, какой бы глупой и нездоровой ни была эта мысль.

Слезы капали с подбородка, пока я отскребала запекшуюся кровь из-под ногтей и смотрела, как утекает в сток розоватая вода.

Услышав в метре от себя тихий стук, я перестала плакать и ополоснула лицо прохладной водой. Когда открыла дверь, за ней стояла женщина в рубашке и теннисной юбке, держа на руках девочку в таком же наряде. В знак приветствия они улыбнулись, в их глазах было столько жизни, что потрясение, охватившее меня при виде них, таких опрятных и элегантных, таких простых и с такими непринужденными улыбками, дало понять, в какой глубокой яме я оказалась. Я инстинктивно ответила им улыбкой, зная, что это станет моей новой маской. Я вспомнила, как ненавидела эту маску, как она не подходила той минуте, но с того самого дня была вынуждена с ней мириться. Эта улыбка стала первой ложью, которую я поведала после отъезда из Трипл-Фоллс.

Тем вечером Сесилия Хорнер умерла, а ее наивное простодушие было уничтожено вместе со всеми глупыми и дурацкими мечтами реальностью, где она с горечью признала, что зло существует, оно рыскает в тени, в ожидании таких невинных душ, как эта маленькая девочка в поло. Девочка, которой когда-то была я.

В реальности, где всегда побеждает неправая сторона, где пули настоящие, люди, которых ты любишь, могут умереть, а ты станешь той, на чьих глазах пропадет свет из их глаз.

И я стремилась в этом участвовать, поскольку была слишком одержима любовью к мужчинам, которые просили меня держаться от них подальше, а я не слушалась.

Доминик умер.

Я получила так мало ответов на все вопросы, что задавала. Я получила тайны и историю, которыми никогда не смогу поделиться. Кара за осведомленность была невыносимой. Я знала, что мне придется носить эту маску до конца жизни, потому что не могла позволить, чтобы кто-то увидел, что за ней скрывается.

Мне пришлось забыть о существовании девушки, которой я когда-то была.

Не знаю, сколько часов я просидела в машине на многоуровневой парковке, откуда открывался вид на Атланту, находившуюся бесконечно далеко от городка, который изменил мое представление о жизни и любви. С зажатым в руке телефоном мне оставалось лишь молиться Богу, которого всего несколько часов назад проклинала за то, что он забрал моего темного ангела. Я молилась, чтобы Тайлер сдержал слово, молилась, чтобы люди, ставшие частью меня, пережили этот день.

Ожидание было невыносимым и пронизанным тревогой. Почувствовав тошноту, я открыла дверь и извергла содержимое желудка на бетонное покрытие. Как только тошнота прошла, я вытерла рот и снова уставилась на телефон, желая, чтобы он зазвонил, но вдруг получила уведомление на электронную почту о письме от моего отца.

Сесилия,

Мне было отрадно получить от тебя письмо с известием, что ты уехала раньше, чтобы подготовиться к предстоящему учебному году. Я рад, что тебе понравилось работать на заводе. С учетом этих приятных новостей и твоего намерения получать в дальнейшем образование, сочту наше соглашение достигнутым. Прилагаю адрес и контактную информацию для решения вопросов касательно твоей новой квартиры в Атланте. Надеюсь, ты должным образом расценишь этот жест в качестве моих поздравлений. Я позабочусь о том, чтобы все твои расходы во время проживания были покрыты.

Пожалуйста, держи меня в курсе своих успехов в учебе.

Роман Хорнер,

Генеральный директор «Хорнер Технолоджис»

Расценить жест должным образом?

В недоумении я снова и снова перечитывала письмо. Потом проверила папку исходящих писем и обнаружила, что это ответ на письмо, отправленное с моего аккаунта несколько часов назад, до того, как я приперла к стенке Доминика и Шона по поводу моей татуировки. Ответ на письмо, которое я не отправляла.

Письмо, которое мне дало алиби, что я находилась в Атланте до того, как в его доме разразилась перестрелка.

Роман знал. Он должен был знать, что происходит.

Так же как Тобиас и Доминик знали о наступлении Майами.

Когда я стала детально вспоминать события той ночи, начали сходиться все зацепки.

Во-первых, внезапное появление Доминика после того, как я вернулась домой, его припаркованная у поляны машина и передвинутый, скорее всего, через несколько минут после того, как я подъехала к дому и продолжила собирать вещи, мой джип.

Я всегда узнавала обо всем последней.

Гнев из-за этого так и не стих. Если бы Доминик рассказал, что происходит, если бы доверился мне… но моя реакция на его внезапное появление вынудила со мной деликатничать. Однако, держа меня в неведении, Доминик совершил роковую ошибку – оставил пистолет на лестнице, оставшись беззащитным, пока Тобиас обыскивал дом в поисках угрозы.

Думаю, письмо отцу отправил Тобиас. Предполагаю, это одна из причин, по которой он так и не пришел за мной, как обещал. Он выстраивал стратегию моего побега, обеспечивая мне алиби на случай, если их планы расстроятся или вмешаются власти.

Меня убедили в этом четкие инструкции Тайлера. Он дал мне наличку, чтобы нельзя было отследить, когда я уехала.

«Тебя здесь не было».

Тобиас, держа меня в неведении, всегда был на шаг впереди.

Но другие детали сбивали с толку. Как бы я ни пыталась, сколько бы раз ни воспроизводила по памяти, мне не удавалось собрать их воедино.

Даже если у Тобиаса были средства исправить ущерб, нанесенный дому Романа, тот бы заметил его в любом случае. Видимо, он замешан в сокрытии, что привело меня в ярость. Неужели он так намеревался умыть руки? Он ведь должен был что-то знать. Должен был. Маттео сказал, что машина Романа стояла в гараже.

Но как?

Или это была похожая машина, которой Майами заманили в ловушку?

Роман в любом случае должен был знать.

День, когда я уехала, стал днем, когда я узнала, что они не лгали про Романа Хорнера и его грязные сделки. Этих доказательств хватило, чтобы поверить, что мой отец нечист на руку. Как и предполагала, его руки были испачканы кровью, но я покончила с ним еще до той ночи. Я уже вычеркнула его из своей жизни.

Но в тот день, сидя на парковке, изнуренная и испытывающая от беспокойства тошноту, я оттеснила в сторону тайны, снедаемая чувством вины и нерешительностью, ведя битву с желанием вернуться обратно в Северную Каролину.

Время жестоко, и я отрешенно