Прошлой ночью, когда Эдриан устроил ее в лучшей комнате, которую мог предложить постоялый двор, ее боль наконец излилась в словах.

— Скажи мне, — не выдержала она, — скажи, чем я смогу искупить вину?

— Это уже не важно, — сказал он, отвесил ей изящный поклон и вышел, заперев за собой дверь. Нора и Гризель провели ночь под замком.

Нора с холодной дрожью поняла скрытый смысл его ответа. Для Эдриана все стало не важно, потому что он уже принял решение и отторг от себя... ее, Нору.

Жена, чье сердце безраздельно принадлежит мужу, могла бы потребовать объяснений, могла бы восстать против его отстраненности, спросить, почему, силой заставив ее выйти замуж, он сейчас решил отмахнуться от нее. Такая женщина схватила бы его за плечи, повернула бы к себе лицом и спросила: почему, навязав ей этот брак, он теперь нарушает его условия — обращаться с ней как с женой? Да, она совершила ошибку. Ее грех велик, но ведь она по-прежнему его жена!

Однако Нора не может считать себя такой женщиной. Одна часть ее души рвется на помощь брату. Брэддок сказал, что Дэвид чувствует себя удовлетворительно. Однако впереди его ждет конец. Другая ее часть устремляется к человеку во главе кавалькады, который силой вынудил ее вступить в брак, который клялся, что любит ее и который сейчас даже не испытывает нужды оглянуться на то, что оставил позади.

К Норе с улыбкой подскакал Брэддок.

— Хорошие новости, — сообщил он. — Вы можете поговорить с братом.

Нора стиснула поводья.

— Как долго?

— Он не сказал. — Улыбка сползла с его лица. Он осознал свою оплошность и, откашлявшись, добавил: — Значит, сколько хотите, миледи.

Нора постаралась улыбнуться. Она должна быть благодарна и за это. Ведь скоро Дэвид отправится туда, где разговоров больше не будет.

Но безразличие мужа приводило ее в отчаяние. Его ответ ясно говорил ей: делай что хочешь, это уже не имеет значения.

Нора натянула поводья, развернула лошадь и поскакала следом за Брэддоком в арьергард процессии. Завидев ее, солдаты отводили глаза и с неприязнью кривили губы. Нора, вздернув подбородок, принимала их гнев как должное. Они могли погибнуть при взрыве. Это просто чудо, к которому она не имеет отношения, что в большом зале не было ни одного человека, когда Дэвид запалил фитиль. Она до сих пор удивлялась, что Брэддок обращался с ней так ласково. В эти три дня в нем появилось сочувствие к ней, и Нора не считала себя такой важной дамой, чтобы обижаться на снисходительность простого солдата. Ей самой свое поведение представлялось недопустимым.

Увидев брата, она ощутила, как сжалось сердце. Его голова была перевязана, под глазами темнели синяки. Он слегка покачивался в седле. Но — вот странно — Дэвид выглядел почти веселым, даже взмахивал скованными руками, разговаривая с самым неожиданным собеседником — лордом Джоном Гардинером.

Его улыбка взбесила Нору. Какое право он имеет улыбаться? Как смеет? Неужто Дэвид не понимает, что натворил?

Заметив Нору, лорд Джон прикоснулся к шляпе.

— Какое счастливое воссоединение! — заметил он, прерывая разговор.

— Не такое уж счастливое, — не удержалась Нора. Фальшивое сочувствие было ему не к лицу.

— Я покидаю вас. — Он дал лошади шпоры, сделал крут и галопом унесся вперед.

Брэддок, напротив, придержал лошадь, чтобы дать возможность брату и сестре поговорить наедине, за что Нора поблагодарила его взглядом и поскакала рядом с Дэвидом.

Брат смотрел на нее серыми глазами, так похожими на ее собственные. Сейчас они потемнели из-за постигших его бед. Дэвид, как и она сама, был похож на мать, но нравом пошел в отца. До сего дня Нора никогда не жалела об их сходстве.

— Дорогая леди, моя сестра, — заговорил он, — ты выглядишь такой усталой. Даже я лучше себя чувствую. В чем дело?

— Думаю, меня измучило горе, — ответила она, — и сожаление, и стыд. Лучше скажи, почему ты улыбаешься?

Желваки на лице Дэвида, дрогнули.

— Действительно, стыд, — помолчав, произнес он. — Мне хотелось бы услышать, как случилось, что ты обвенчалась с человеком, который охотился за мной, как за диким зверем? Даже лорд Джон не смог ничего рассказать об этом.

На миг Нора онемела от удивления. Потом гнев разомкнул ей уста.

— Уж я-то смогу объяснить тебе, почему чувствую стыд, — с возмущением крикнула она, — ибо ты полностью разделяешь его со мной! Ты сжег Ходдерби! Какой демон руководил тобой? Стыдись, Дэвид!

— Идет война. Потери неизбежны.

— Война кончилась. Кончилась почти сразу, как началась. Престон пал. Шотландия усмирена. Какой толк в твоей идиотской выходке? Чью армию ты победил, когда сжег Ходдерби?

— Хватит! — вспылил Дэвид. — Ходдерби принадлежит мне. Если я хочу засеять поля солью, то имею на это право.

О, Норе был знаком этот непререкаемый тон. Их отец во Франции хорошо обучил его.

— Имение осталось у тебя лишь благодаря мне. Это я уговорила Тоу вступиться за твое наследство. Ты полагаешь, он вмешался ради тебя? Это я удержала Ходдерби на плаву, когда все доходы от него шли на покупку оружия. Думаешь, легко было вести дела при пустых сундуках? — Она хрипло хохотнула. — Если бы можно было вернуться в прошлое, я бы тебе показала! Если бы не мои усилия, возможно, Ходдерби стоял бы сейчас целый и невредимый, — с горечью заключила она.

Дэвид поймал ее руку.

— Лео! Что с тобой? Ведь я вернулся за тобой! Как ты можешь так говорить? Я взорвал порох ради тебя! Или я должен был оставить тебя в его лапах? Скажи, как еще я мог спасти тебя?

Нора вырвала у него свою руку. Ее кобыла испуганно присела.

— Очень по-братски, — буркнула Нора, выправляя ход лошади. — Как ты заботлив! Именно эта братская забота заставила тебя обещать мою руку без моего согласия? Как я обрадовалась, услышав такую новость от Космо!

Дэвид нахмурился:

— Ты же сказала, что подумаешь об этом.

— Подумаю! Но я не сказала, что согласна!

— Но ты бы согласилась. — Он провел ладонью по темной от щетины скуле и хмыкнул. — Но я понимаю, что произошло. Ты влюбилась в этого сукина сына, да?

— Придержи язык, — прошипела Нора.

— Точно, он всегда знал, как залезть тебе под юбку. Он тебя одурманил, заставил забыть долг. Видит Бог, я должен был догадаться, что этот пес снова объявится. Надо же, как высоко он нацелился! А ты, Лео? Где твоя честь? Как ты могла пойти против семьи?

— Я помогала тебе, — сквозь зубы начала Нора, — как только могла, всеми силами. Помогала, не считаясь со здравым смыслом и всеми разумными доводами. И подумай, братец, какую награду я получила за все старания — разрушенный Ходдерби! Говоришь, я пошла против семьи? Отлично! Теперь я этому рада. Говорю тебе, я покончила с твоими делами.