— Я хочу тебе что-то показать…

— Что?

— Не скажу, сам увидишь. — Но почти сразу не выдержала и проболталась: — Мы с Лоренцо закончили ремонт в нашем доме.

— Вы с Лоренцо?

— Да. Я придумывала, а он помогал мне следить за тем, как выполняют работы. Пойдем сегодня посмотрим?

Лоренцо на вопрос брата замотал головой:

— Там Контессина приказывала, я только с важным видом кивал.

Контессине очень хотелось сделать мужу подарок, и она много сил и средств вложила в ремонт старого палаццо Барди, составлявшего ее приданое. В доме отремонтированы все камины, заново оббиты стены, заменены панели, обновлены окна. С любовью обставлен каждый уголок, особенно постаралась она в спальне, кабинете Козимо и комнате Пьеро.

Наконец-то они смогут жить отдельно от родителей и в спальне чувствовать себя свободно, не боясь, что слишком громкие возгласы услышат Джованни и Наннина или насмешник Лоренцо. Джиневра тоже мечтала о своем доме, но пока это было невозможно.

Козимо смотрел на гербы Медичи, которые Контессина разместила на фасаде, помня о его желании, и вспоминал о сорванных слугами Коссы гербах папы Евгения. Может, не стоило так выпячивать? Но Контессина радовалась, словно ребенок, что может угодить мужу, и он заставил себя улыбнуться. Козимо вдруг поймал себя на том, что чувствует себя не на шесть, а на все двадцать шесть лет старше Контессины. Четыре года постоянного напряжения и буквально борьбы за жизнь превратили молодого человека не только в мудреца, но и в циника. И показывать это жене вовсе не хотелось.

Отремонтировали и обставили дом прекрасно, Контессина сияла, видя, что муж одобряет каждую ее задумку и исполнение. Козимо нравилось, значит, она не зря провела столько времени, сначала представляя каждый уголок, а потом следя за претворением в жизнь своей фантазии. Все получилось достаточно строго и скромно, ведь Медичи не приветствовали роскошь, но очень добротно и с хорошим вкусом.

Дом Барди большой, слишком большой для них троих — Козимо, Контессины и Пьеро. Потому пока отремонтировали только половину, рассчитывая постепенно освоить весь. К тому времени и семейство может увеличиться…

Контессина счастливо улыбалась, демонстрируя свои достижения мужу.

И вдруг…

— Молодец, Контессина! Вот здесь Косса с Имой и будут жить.

Козимо поцеловал обомлевшую жену в висок, словно не сказал ничего удивительного.

— Кто будет жить?

У Контессины даже голос не сразу прорезался.

— Я должен привезти во Флоренцию бывшего папу Иоанна Бальтазара Коссу. С ним его верная Има.

Контессина прекрасно знала, кто такой Косса, помнила и рассказы о верной Име, но не могла поверить, что Козимо готов отдать столь любовно отремонтированный ею дом другому!

— Козимо, а мы?!

— А мы поживем в отцовском доме. Нам же там хорошо?

Наверное, стоило закатить скандал или хотя бы истерику, но ни в семье Барди, ни у Медичи такое не позволялось. Женщины подчиняются мужчинам во всем, прежде всего мужу. Выше только Господь, а Его волю дома представляет все тот же муж. Можно быть любимой, обласканной, богатой, строптивой, хорошей или плохой, какой угодно, но подчиняться обязательно.

Подчинялась ли донна Наннина? Да, все выглядело так, словно она полная хозяйка в доме, Наннину слушали все — от слуг и невесток до сыновей и мужа. Но Контессина уже поняла, что все приказы и распоряжения свекрови учитывают волю Джованни де Медичи. А его подчинение жене — не больше чем игра в таковое. Глава семьи просто подавал пример остальным, в действительности же именно ему подчинялось все и вся.

И Контессина подчинилась. Но ее улыбка просто потухла, погас и огонь в глазах.

— Прости… мне пора кормить Пьеро…

Ей расхотелось показывать даже кабинет, которым гордилась. Зачем, если Козимо так легко отдает плоды ее стараний другим!

Вечером за ужином Козимо как ни в чем не бывало рассказывал об отремонтированном доме и своей задумке поселить там бывшего папу.

Первой изумилась Наннина:

— А Контессина согласна?

— Да…

— А ты ее спрашивал?

Наннина поняла, почему невестка сказалась больной и не пришла ужинать, да и вообще вернулась домой расстроенной.

— Ну да… Я сказал ей об этом. — Козимо возмутился. Он же не о себе думает, а о деле! — Коссу пора привозить сюда! Скоро приедет папа Мартин, сколько он пробудет, неизвестно. Не везти же потом Коссу в Рим! — И добавил то самое: — Я же не о себе думаю, а о деле.

Наннина поднялась со своего места, не дожидаясь окончания ужина, и отправилась прочь. Но, сделав шаг, остановилась.

— Ты глуп! Если ты всегда будешь думать только о деле и совсем не думать о семье, то семьи у тебя не будет.

Джованни молча последовал за женой.

Молчал и Лоренцо. Джиневра только переводила взгляд с одного на другого.

— Но куда я должен девать Коссу? — почти отчаянно поинтересовался Козимо. — Что случится от того, что они с Имой поживут в нашем доме? Нам же есть где жить.

— Знаешь, Контессина так старалась сделать тебе подарок, а ты вот так…

— И ты туда же… Контессина согласилась!

Лоренцо повторил вопрос матери:

— А ты ее спросил?

Когда Козимо пришел в спальню, Контессина лежала, отвернувшись к нему спиной. Забираясь под одеяло, он попытался убедить жену и, как ему казалось, успокоить:

— Контессина, но мне действительно пора привозить сюда Коссу. Ему надо где-то жить…

Жена молчала. Козимо осторожно положил руку на ее плечо, но Контессина снова никак не отреагировала, хотя было слышно, что женщина не спит.

— Знаешь что… мы отремонтируем вторую половину и будем жить там!

Козимо казалось, что он нашел прекрасный выход из создавшегося положения. Все проще простого!

— Да, у тебя хорошо получается…

Если бы Контессина расплакалась или просто призналась, что ей жалко отдавать чужим плоды своих стараний, попросила быстро отремонтировать вторую половину для Коссы и Имы, Козимо, пожалуй, сдался. Он и сам уже почувствовал, что делает что-то не так, недаром же вся семья против. Но гордая Контессина молчала.

Она промолчала и тогда, когда Козимо объявил, что уезжает за Коссой.

Козимо досадовал, решив, что женщина просто капризничает. Отцу сказал, что Контессина придумает, как отделать и вторую половину, вот и все. Джованни подумал, что супруги договорились, а Контессина хмурая потому, что переезд откладывается.

И только Джиневра понимала подругу по несчастью. Дело в том, что Лоренцо напросился ехать с братом, снова оставляя жену в ожидании.