class="p1">А я постепенно успокаивалась. Дура. Надо было сумку вынести, убрать в пустыню, а уже потом ехать за Томасом. Небось с Билли ничего бы не случилось. С ним уже и так случилось все, что могло.

Пальцы задрожали. А теперь что?

Возвращаться? Надо бы… выждать пару часов. Сам Томас обыскивать дом не станет. Поздно уже, а там темно и вообще… нет, помощи подождет. Но… а если останется дом сторожить? Или шерифа попросит?

– Уна?

Я дернулась, повернулась неловко, и нож, сорвавшись с ладони, уткнулся в мерзлую землю. Хорошо, что не в сапог.

– Уна, что ты здесь делаешь? – Ник спускался по тропе. Ступал он осторожно, хотя на дорогу и не смотрел, изучил до последнего поворота.

– Сижу. А ты?

– Гуляю.

На нем старый охотничий костюм. Помню его. Правда, теперь штаны стали широковаты, а куртка и вовсе висит: все же в восемнадцать Ник был куда больше себя нынешнего.

– На ночь глядя?

Из-за плеча Ника выглядывало короткое дуло ружья.

– Почему бы и нет?

Он оказался рядом.

И пахло от него… кровью пахло. Резко так. Запах свежий, и не только запах. Я отметила темные пятна на брюках, к которым песок прилип.

– Стадо на дальнем кто-то проредил, – сказал Ник. – С дюжину коров задрал. Остальные разбежались.

Он был мрачен. Плохо. Наши пастбища не трогают. И значит, дикарь все-таки есть, но прячется.

– Главное, не притронулся. Просто драл, иных в клочья…

Плохо. Драконы не играют с едой. За нашими такого точно не замечала, и надо будет Оллгриму сказать, что чужак завелся. А потом искать. И… дальше что?

Изгонять? Убивать? Как?

– А у тебя что произошло?

– Билли…

– Вернулся? – Ник подобрался, и ружье с плеча соскользнуло прямо в руки.

– Вернули. Частично. Голову.

Я наклонилась, выдернув нож. И подумала, что такую совершенную сервировку стола видела лишь в доме Эшби.

…Столовая.

И мне это кажется блажью. Зачем таскать еду через половину дома, если можно просто на кухне поесть? Там тоже стол имеется, огроменный. И скатерть, не белая, правда, в клеточку, но мне она нравится даже больше.

В столовой стол длиннющий и с ножками гнутыми, которые еще позолотой покрыты. В первый раз его увидев, я нырнула под этот стол, чтобы позолоту поковырять. А потом долго пыталась понять, на кой оно надо?

И скатерть.

И тарелок, которых каждому ставили по пять штук, вовсе не задумываясь о том, кому после эти тарелки мыть. Супница. И совсем непонятное блюдо на высокой подставке, куда еще и свечи крепились. Вилки самые разные. Ложки нескольких размеров.

– У тебя посуда не пропадала? – Отчего-то мне подумалось, что во всей округе не найдется дома, где водились бы тарелки из костяного фарфора. – И канделябры?

Ник закрыл глаза. А ружье положил на землю. Руки сцепил. Потянулся, отряхнулся, будто избавляясь от пут сна, и велел:

– Рассказывай.

Я и рассказала… про голову. И про Томаса с шерифом. И опять про голову. Про скатерть белоснежную. Про посуду и серебро. Вазу. Цветы.

Надо же… мне впервые в жизни цветы подарили. И кто? Ненормальный.

Но ведь подарил.

Билли полагал цветы глупостью. Какой в них толк? Пара дней – и превратятся в мусор, а мусора он терпеть не мог, хотя как это увязывалось с его привычкой разбрасывать носки и банки из-под пива, ума не приложу.

Ник слушал.

А я говорила и думала, мог ли он убить Билли?

И стоит ли говорить о том, что ждет меня, когда дом обыщут? Вот как-то… не верилось, что федералы поймут. И что удержатся от желания упрятать меня за решетку. Пальчики-то на сумке мои, свеженькие. И не только пальчики, любой мало-мальски приличный маг докажет, что сумку я трогала.

Внутрь заглядывала.

А стало быть, знала… не могла не знать.

– Я хотел его убить, – признался Ник и, вытащив из кармана платок, принялся оттирать пальцы. Крови на них не было. Ник достаточно опытен, чтобы добить животное, не измаравшись. – Когда мне сказали… прости, в то время я попал в сложную ситуацию. Но это меня не оправдывает. Признаюсь, когда мне сказали, что у тебя кто-то появился…

…Почему и меня, и Вихо сажали за тот огромный стол?

Я ведь была дикарем, соседской девчонкой, которая просто прицепилась к старшему брату. И вести себя не умела. Я бы даже не поняла, что это обидно, когда тебя кормят на кухне. И более того, на кухне я чувствовала себя куда как спокойней, чем в огромной той столовой. Но я старалась. Садилась с прямой спиной. И локти на стол не ставила, скорее потому, что уж больно белой была скатерть. В отличие от локтей.

Я подсматривала за Ником, а он тайком показывал, какую вилку следует взять. И нож.

Он орудовал им так легко, тогда как мой норовил соскользнуть со стейка, чтобы оцарапать треклятый фарфор. И звук получался мерзким. А старый Эшби будто и не замечал ни моей неловкости, ни раздражения Вихо – у него тоже поначалу не слишком выходило, ни того, что нам вовсе не место здесь.

Он первым начинал беседу. И спрашивал меня о школе. И улыбался, когда я начинала говорить… и слушал. Никто никогда не слушал меня, кроме мистера Эшби.

– Я обрадовался. Не пойми превратно, я… знал, что симпатичен тебе.

Вот уж… своевременный разговор. Я дернула плечом и вновь отпустила нож.

– И я тоже тебя любил. Всегда. Как сестру. Вихо… да, он приятель, но не родной. Я всегда об этом помнил. Однако ты – дело другое. Рядом с Вихо я был, кем и являлся, неуклюжим, рыхлым увальнем, способным лишь на то, чтобы влипать в неприятности.

– Увальнем?

– А то ты не помнишь.

Помню. И то наше знакомство, когда я увязалась за братцем. Он пытался гнать меня домой, но домой не хотелось, а вот к Эшби – очень даже. Я слышала, как старик Эшби разговаривал с отцом. Правда, не совсем поняла о чем, кроме того, что Вихо должен будет за кем-то присмотреть.

Помню и парня в твидовом костюме, почти в таком же, как у старика Эшби. И сам парень смотрелся… солидным.

В отличие от Вихо.

Вихо ходил босиком. И носил рубашку, перешитую из отцовской. Он подворачивал брючины почти до колен, потому как это был единственный способ сохранить их целыми. Он набивал карманы камнями, осколками стекла и гнутыми железками.

Не боялся трогать жаб.

А на меня смотрел сверху вниз. И я знала, что это правильно, что только так и нужно.

– У меня