Это письмо задало страшную работу пылкой фантазии миссис Джо. Дэн был слишком слаб, чтобы подвергать его теперь допросу, но она льстила себя надеждой на необыкновенно интересные открытия, когда он вернется домой. Она умоляла его приехать и посвятила больше времени этому посланию, чем самым потрясающим эпизодам в своих произведениях.

Никто, кроме Дэна, не видел письма, но оно возымело желаемое действие, и в один ноябрьский день мистер Лори высадил слабого больного из кареты у дверей Пломфильда, а мама Баэр приняла странника как родного сына, в то время как Тедди в невозможной шляпе и удивительных сапогах танцевал вокруг них нечто похожее на воинственную пляску дикарей.

— Идите прямо наверх; я теперь сиделка, и это привидение должно подкрепиться раньше, чем я позволю ему разговаривать, — говорила миссис Джо, стараясь не показать того горестного удивления, которое охватило ее при виде Дэна.

Дэн не протестовал и лежал на кушетке в приготовленной для него комнате, глядя вокруг с покорностью больного ребенка. Миссис Джо кормила и утешала его, сдерживая те вопросы, которые вертелись у нее на языке. Дэн вскоре уснул, тогда она тихо прокралась вниз к своим двум проказникам, в разговорах с которыми отвела наконец душу.

— Джо, мне кажется, что Дэн совершил какое-нибудь преступление и был наказан за него, — сказал мистер Лори, когда Тед ушел хвастаться своими сапогами перед товарищами. — Я убежден, что бедный мальчик перенес какое-нибудь ужасное испытание, которое сломило его. Он был без памяти, когда мы приехали, и я дежурил при нем. Поэтому я больше других слышал его бред. Он говорил о надзирателе, о судебном процессе, об убитом человеке, о Блэре и Мейсоне и постоянно протягивал мне руку, спрашивая, могу ли я простить его. Один раз, когда он очень беспокоился, я придержал его руки; он сразу притих и умолял не надевать на него кандалы. Ужасно было по ночам слушать, как он говорит о старом Пломе и о вас и умоляет отпустить его домой умереть.

— Он не умрет, а будет жить, чтобы загладить свой поступок, каков бы он ни был. Поэтому не мучьте менясвоими мрачными предположениями, Лори. Если он даже преступил одну из десяти заповедей, я не отступлюсь от него, и вы также. Мы поставим его на ноги и сделаем из него человека. Я вижу по его лицу, что он остался таким же хорошим, как и прежде. Пожалуйста, не говорите об этом ни с кем, а я вскоре узнаю всю правду, — сказала миссис Джо.

Слова мистера Лори сильно встревожили ее, но она по-прежнему держала сторону своего мальчика.

Дэн отдыхал в течение нескольких дней, и к нему допускались только очень немногие. Мало-помалу хороший уход и радость быть снова дома начали сказываться, и он стал больше походить на прежнего Дэна, хотя, ссылаясь на необходимость покоя, он все еще не говорил о последних событиях.

Все хотели его видеть, но он принимал только старых друзей.

— Всякий на моем месте сделал бы то же самое, и нечего поднимать шум из-за пустяков, — говорил герой, словно стыдясь своей сломанной руки в лубках.

— Разве тебя не радует сознание, что ты спас двадцать человеческих жизней, Дэн, и возвратил семьям мужей, сыновей и отцов? — спросила однажды миссис Джо, оставшись наедине с Дэном, после того как они отказали нескольким посетителям.

— Радует! Только это сознание и сохранило мне жизнь. Я бы не променял его ни на какие почести в мире. Никто не знает, как я счастлив мыслью, что я заплатил двадцатью жизнями за…

Дэн остановился, заметив, что в пылу увлечения наговорил лишнего.

— Я была уверена, что ты будешь чувствовать себя именно так: великое счастье спасти жизнь другого, рискуя своей, — начала миссис Джо, жалея, что он не кончил своей речи, которая напомнила ей прежнего Дэна.

— Тот, кто потерял жизнь ради ближнего, обретет ее, — пробормотал Дэн, глядя в огонь, красный отблеск которого падал на его худое лицо. Миссис Джо так поразилась, услышав подобные слова от Дэна, что воскликнула радостно:

— Значит, ты сдержал свое обещание и читал мою маленькую Библию?

— Одно время я читал очень много. Я еще не силен в ней, но готов учиться, а это уже нечто.

— Это все. О, мой милый мальчик, расскажи мне все откровенно. Что-то лежит у тебя на душе. Скажи мне, и я, может быть, сумею тебе помочь.

— Я знаю, что мне станет легче, если я поговорю с вами, но есть вещи, которых даже вы не простите, а если вы бросите меня, я пропаду.

— Матери все прощают; говори со мной откровенно и будь уверен, что я никогда не отступлюсь от тебя, даже если весь свет тебя отвергнет. — И миссис Джо взяла его большую исхудалую руку, словно желая согреть и ободрить. Тогда, сидя в своей прежней позе, опершись головой на руку, Дэн медленно поведал ей все, ни разу не подняв на нее глаз.

— Теперь вам все известно. Можете ли вы простить убийцу и оставить каторжника у себя в доме?

Вместо ответа она обняла его и прижала его бритую голову к груди, а горячие слезы закапали из ее глаз. Это было лучше всяких слов, и бедный Дэн прильнул к ней с молчаливой благодарностью, находя несказанное утешение в ее материнской любви.

Две или три горьких слезы остались на маленьком шерстяном платке, на котором покоилась щека Дэна, и он один знал, каким мягким и нежным показался ему этот платочек после тех жестких подушек, на которых ему приходилось лежать так долго. Физические и нравственные страдания сломили его волю и гордость, а прощение, полученное им от миссис Джо, наполнило его душу такой радостью, что он несколько минут молча наслаждался ею.

— Мой милый мальчик, сколько ты перестрадал за этот год, когда мы думали, что ты свободен как ветер. Отчего ты не сказал нам, Дэн, и не позволил помочь тебе? Неужели ты сомневался в своих друзьях? — спросила миссис Джо, заглядывая в его большие ввалившиеся глаза, которые теперь смело встретили ее взгляд.

— Я не мог. Мне было легче страдать одному, чем причинять вам огорчение. Я знаю, что огорчил вас и теперь, хотя вы и не сознаетесь в этом… Ничего, нужно привыкать! — И Дэн снова опустил глаза, словно не будучи в состоянии вынести выражение лица своего друга.

— Я горюю о твоем проступке, но не могу не радоваться и тому, что мой грешник раскаялся и искупил свою вину. Никто, кроме Фрица и Лори, не узнает правды. Мы не можем скрывать этого от них, а они посмотрят на дело так же, как и я, — ответила миссис Джо, думая, что полная откровенность лучше успокоит Дэна, чем слишком много сожаления.

— Нет, этого не будет, мужчины никогда не прощают, как женщины. Но все равно, скажите это им за меня. Мистер Лоренц, вероятно, уже догадывается. Я болтал всякий вздор в бреду, но он тем не менее был очень добр ко мне. Пусть они знают, но, ради бога, только не Тедди и не девочки. — И Дэн схватил ее за руку с таким отчаянием, что она поспешила уверить его, что тайна его станет достоянием только двух испытанных друзей. И Дэн успокоился, как будто стыдясь своего порыва.

— Мой поступок не был убийством, а скорее самозащитой. Он первый начал нападать на меня. Я не имел намерения причинить ему вред, но мне кажется, я слишком мало раскаиваюсь в своем преступлении. Я достаточно поплатился за него, а такому негодяю, который совращает неопытных юношей, лучше не жить на свете. Да, я знал, что вы ужаснетесь, но ничего не могу поделать. Мне противны подлецы и всегда хочется добраться до них. Может быть, было бы лучше, если бы он убил меня, все равно моя жизнь испорчена. — При этих словах все мрачные воспоминания ожили в душе Дэна, и миссис Джо испугало выражение его лица. Желая его отвлечь, она сказала весело: