— Ты помнишь его фамилию?

— Лейбовиц, — ответила она. — Детектив-еврей, кто бы мог подумать.

* * *

Перед тем как попрощаться, я спросил, нравится ли ее сыну в Винуордской школе.

— Интересное место, — сказала Натали.

— В каком смысле — интересное?

— На самом деле это две школы — в социологическом аспекте. Умные богатые детки и не особо умные очень богатые детки.

— Я чувствую в этом нечто общее.

— Плата за обучение размером в сорок тысяч — вот это «общее», Алекс. Чарли считает, что это нелепо, и я, видимо, тоже. А в какую группу попадает Джеррод, зависит от того, в какой день ты меня об этом спросишь. Ты же знаешь подростков — никакого контроля за импульсивными побуждениями; посмотри, что стало с несчастной Бренди Лоринг. Я бы не против отправить Джеррода в общеобразовательную школу, и Чарли тоже очень этого хотел. Но наш принц возжелал войти в университетскую бейсбольную команду, а в общеобразовательной школе он не набрал бы нужных баллов. Полагаю, это делает его одним из категории умных деток. Он знает свои пределы.

* * *

Я позвонил в Голливудское подразделение и спросил детектива Лейбовица. Служащий никогда не слышал о таком, равно как и дежурный офицер.

— Тогда позовите детектива Коннор.

— Ее сейчас нет.

Я набрал номер мобильника Петры. Она сообщила:

— Барри Лейбовиц уволился вскоре после того, как я пришла туда работать. И нет, между этими событиями нет никакой связи. Барри было уже за шестьдесят.

Я засмеялся.

— Ты не знаешь, где его найти?

— Извини, нет. Можно спросить, зачем он тебе?

Я рассказал ей о младенце, спасенном Трэвисом Хаком.

— Ваш преступник совершил доброе дело? — хмыкнула она. — Тед Банди работал на «горячей линии» для самоубийц.

* * *

— Это ни черта не значит, — заявил Майло. — Деннис Рейдер[27] был президентом церковной конгрегации.

— Именно об этом я и подумал, док, когда она позвонила, — сказал Мо Рид. — Я собирался передать тебе, но погряз в работе, просматривая записи по пассажирам поездов и автобусов и проверяя договоры на найм автомобилей.

— Значит, сомнений в том, что мать ребенка убил ее бойфренд, нет? — спросил Майло.

— Так детектив Лейбовиц сказал доктору Ротман, — ответил я.

— Лейбовиц… не знаю такого.

— Он ушел в отставку сразу после того, как Петру направили в Голливудское подразделение. Я собирался поискать его, но если ты считаешь, что это пустая трата времени, то не буду.

— И какой в этом смысл?

— Если Лейбовиц в ходе следствия сумел найти Хака и расспросить его, это могло бы позволить нам узнать кое-что о личности Хака.

— Лично я хотел бы узнать, почему Хак гулял по темной пустынной улице в Силверлейке в три часа ночи, но так и быть, действуй, — промолвил Рид. Мы знаем, что именно в это время суток он снимает уличных девиц. Может быть, когда не может никого подцепить, то подглядывает за людьми в окна или что-нибудь похуже…

— По крайней мере, мы знаем, где он был десять лет назад, — отметил Майло. — Бродяга, без социальной страховки, так что ставлю десять к одному — он зарабатывал на жизнь чем-то незаконным. Посмотрим, что нам дадут записи относительно уличных грабежей за тот период, особенно в Восточном Голливуде и Силверлейке. Я займусь этим, Моисей, а ты продолжай работать с транспортными записями и принимать звонки.

— Так точно.

— Хак сказал, что принес ребенка в госпиталь пешком, — напомнил я. — Если это правда, следовательно, у него не было машины. А это значит, что он мог жить недалеко от того места, где нашел девочку.

— Он ищет развлечений на бульварах, а потом уползает в какую-нибудь нору в холмах, — предположил Рид.

— Может, и так, — согласился Майло, — но не кидайся прочесывать бульвары. Там не осталось уже никого, кто ошивался там десять лет назад. А вот те, кто живет по соседству, — другое дело. Если скататься туда, где был найден младенец, возможно, мы обнаружим кого-то, кто помнит Хака.

— Или еще лучше, — подхватил я, — найдем самого Хака, вернувшегося в прежнее укрытие.

Майло задумчиво пожевал губу.

— Дом там, где сердце, а?

— Обратно в прежнюю зону комфорта, — кивнул Рид. — Может звучать заманчиво, если ты прячешься от полиции.

Тело Бренди Лоринг было найдено на Апаш-стрит, поблизости от западной окраины Силверлейка, в четырех кварталах к северу от Сансет-Стрип, вверх по холму.

Район был застроен в основном хлипкими каркасными домами, некоторые из которых были не больше сарая, а более крупные строения поделены на отдельные квартирки, сдаваемые в аренду. Точка, где, по словам Трэвиса Хака, лежала маленькая Брендин, располагалась на тротуаре, покрытом трещинами и буграми; корни гигантского баньяна постепенно взламывали старый асфальт.

Полтора часа мы стучались во все двери вверх и вниз по Апаш-стрит, встречая лишь недоумевающие взгляды и заверения в полном неведении — в основном на испанском языке. Женщина по имени Марибелла Олмос, старая и морщинистая, но сохранившая ясный ум, вспомнила тот давний инцидент.

— Младенец, — сказала она. — Это сделал добрый человек. Смелый.

— Вы знали его, мэм?

— Хотела бы знать. Он очень смелый.

— Потому что спас ребенка?

— Спас ребенка, отнес к врачу. А кругом разъезжают бандиты, стреляют… Сейчас стало лучше, но тогда было так. Герой.

— Бандиты разъезжали по улицам в три часа ночи?

— Когда хотели. Иногда я спала и слышала выстрелы. Сейчас стало лучше. Вы хорошо работаете.

Схватив ладонь Майло, она прижала ее к своим морщинистым губам.

Это был один из тех немногих случаев, когда я видел его застигнутым врасплох.

— Спасибо, мэм.

Марибелла Олмос выпустила его руку и подмигнула.

— Поцеловала бы вас прямо в губы, но не хочу, чтобы ваша жена ревновала.

* * *

Следующий пункт: последний известный нам адрес матери и отчима Бренди Лоринг.

Анита и Лоуренс Брейкл когда-то жили в розовом двухэтажном доме довоенной постройки, поделенном на четыре квартиры. Но никто из нынешних обитателей квартала даже не слыхал об этом семействе, о смерти Бренди и о спасении младенца.

Остаток дня мы потратили на то, что разъезжали по всему Силверлейку и показывали фотографию Хака людям, которые могли бы помнить его, — в основном ориентируясь на возраст.