центральную крышу нефа, но ступеньки все не заканчивались. Когда я уже подумал, что вся моя жизнь обратилась в мучительное восхождение по кругу, мы достигли узкого окна, вырезанного в стене толщиною в три фута.

Кэролайн присела, чтобы перевести дух, руки ее, опустившие фонарь на пол, дрожали.

Я остановился рядом и манжетой стер пот с лица.

– Это… была бы… идеальная ловушка, – пытаясь отдышаться, сказал я.

Меня пробрала дрожь при мысли о том, каково было бы застрять здесь, в полной темноте, посреди бесчисленных ступеней, ведущих в обе стороны. Мне вспомнилась жутковатая улыбочка причетника, и я схватил фонарь. Чем раньше мы выйдем на открытое место, тем лучше.

Последний марш мы преодолели молча, и я шел, радуясь, что воздух становится все холоднее и подвижнее. Вокруг запорхали снежинки, и мы наконец добрались до выхода на крышу башни.

Люк действительно был открыт, последние ступени – припорошены белым. Я выскочил наружу – ноги горели, а сам я слишком устал, чтобы издать хоть некое подобие восторженного возгласа. Вся крыша была в снегу, глубоком и нетронутом, – до нашего появления, а ветер на такой высоте, не встречая никаких преград, дул совершенно безжалостно. Я тут же лишился шляпы.

Я обернулся, поставил фонарь на снег и протянул руку Кэролайн. Она с благодарностью схватилась за нее, хотя лицо ее выражало нечто иное.

– Вот мы и на месте, – громко сказала она, поскольку вокруг ревел ветер.

Мы подошли к северной стороне башни, Кэролайн достала крошечный театральный бинокль, и мы оба уставились вниз.

Перед нами расстилался весь Йорк, и светилось в городе лишь несколько окон. Я прищурился, дабы рассмотреть старинные дома эпохи Тюдоров, теснившиеся вдоль узких улиц. Покосившиеся и осевшие от времени, они наводили меня на мысль о рядах костлявых стариков, которым удавалось сохранять вертикальное положение тела лишь потому, что стояли они, упершись плечами в плечи соседей.

Чуть дальше виднелись фрагменты городской стены, подсвечиваемые горящими окнами домов, а возле средневековых ворот – уличными фонарями. За этими обветренными камнями не было ничего, кроме густой тьмы, – будто стена та служила границей существующего мира.

Ветер, холодный и напористый, так бился мне в грудь, словно вот-вот должна была разразиться ужасная буря. Мадам Катерина заявила бы, что я увидел ее «внутренним оком».

– А вот и они, – произнесла Кэролайн, указывая на лужайку перед собором чуть правее от нас.

Я увидел оловянную крышу дома капитула, круглую и остроконечную, как ведьмин колпак, которая соединялась с нефом Г-образным проходом. Чуть левее, посреди ровного поля, я различил маленькую черную точку.

– Макгрей? – спросил я.

– Харрис, – ответила она и передала мне бинокль.

Тот был настолько миниатюрным, а моя левая рука – столь неуклюжей, что я едва не уронил бинокль в пропасть – и притворился, что не заметил осуждающего взгляда Кэролайн. Потом я с трудом отыскал нужную точку, ибо в увеличенном виде все казалось сплошным черным маревом.

– Да вон же! – проворчала Кэролайн и навела мою руку куда следовало. Ее зоркость впечатлила меня, но вслух я в этом не признался.

– Кто бы мог подумать, что однажды все те вечера, проведенные в опере за выуживанием слухов, принесут пользу… – пробормотал я.

Я действительно разглядел Харриса – спутать его могучие плечи с чьими-либо еще было невозможно. Но даже сквозь окуляры он выглядел лишь силуэтом, до которого едва доходило сияние горевших в соборе свечей.

– Где Макгрей? – спросил я. – Вы его видели?

– Нет, только Харриса. Сможете различить его без бинокля?

Я попробовал и покачал головой:

– Боюсь, что нет.

– Я могу. Буду за ним следить. А вы оставьте себе бинокль и смотрите по сторонам, не грозит ли откуда беда. И мистера Макгрея высматривайте.

– Что, собственно, одно и то же, – пробурчал я. Мне не нравилось получать указания подобным манером, но спорить о такой ерунде сейчас было не время. Я просто фыркнул и повиновался: медленно повел биноклем слева направо.

Мы молча вели наблюдение на протяжении нескольких минут, ветер отчаянно трепал нас, и уши мои так замерзли, что я представил, как они идут трещинами, словно льдины.

– Кто-то приближается, – сказал я, указывая на дом капитула. Я хотел отдать бинокль Кэролайн, но…

– Я вижу. – Она остановила меня жестом. – Это мистер Макгрей?

Я снова направил туда бинокль и, несмотря на темноту и расстояние, узнал его уверенную походку. Возле него вспыхнул крошечный огонек.

– Он что, курит? – вскричал я – то маленькое пламя было словно маяк в ночи.

– Может быть, он так пытается помочь нам разглядеть их, – сказала Кэролайн. – Или…

Она ахнула. Я посмотрел на нее – взгляд ее был направлен чуть выше Макгрея.

– Что там? – спросил я и немедленно перевел окуляры в ту сторону. Сердце мое зашлось от ужаса, когда я увидел три темные фигуры, приближавшиеся с северо-восточной стороны лужайки. Две – высокие и крупные, одна – поменьше и стройная, в развевающемся на ветру плаще.

– Ведьмы! – гаркнул я. Кэролайн мгновенно подняла фонарь и принялась размахивать им из стороны в сторону.

И тут два белых луча – явно от фонарей наподобие полицейских – засияли с западной стороны собора. Их свет прорезал темноту, словно два длинных меча, и до нас донеслись неразборчивые крики.

– Боже! – задохнулась Кэролайн. На северной стороне лужайки, там, откуда двигались три фигуры, вспыхнул шар огня. Поначалу золотистый, он вскоре позеленел и, как те два луча, метнулся в сторону Макгрея и Харриса.

Теперь их силуэты выглядели четче – они бежали к дому капитула, но скрыться им было негде: все пути были отрезаны.

– Им нужна помощь, – прошипел я и шагнул назад, но тотчас вспомнил о бесконечных лестничных маршах, длинных коридорах и проходе по крыше. С тем же успехом мы могли бы помочь им, будучи в Шотландии.

– Я не стану стоять здесь и смотреть, как их убивают! – закричала Кэролайн. Развернувшись, она бросилась к люку, но на полпути встала как вкопанная и ахнула.

Я проследил за ее взглядом и увидел, что отверстие люка, в котором еще минуту назад было темно, как в волчьей пасти, теперь светилось изнутри.

До нас донеслось эхо выстрела, прозвучавшего где-то внизу, через секунду – эхо второго, а затем крики откуда-то с лужайки.

Кэролайн шагнула вперед в отчаянной надежде сделать хоть что-то. Я отбросил бинокль и остановил ее.

Мы наблюдали, как свет становится ярче, а затем раздался звук, от которого нас пробрал озноб, – тихое натужное дыхание, походившее на всхрапывание быка. Через миг на изогнутых стенах показалась тень человека, медленно поднимавшегося по ступенькам, размеры которого