Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отложил айпад.
– Думаю, мы должны признать, что никогда раньше не сталкивались с такой тактикой террористов. Я совершенно убежден, что за этим не стоит ни одна из существующих террористических организаций.
– Давайте обсудим, что представляется нам ложным в этом сообщении? – сказал руководитель следственной группы. – Называется число семь, но зачем им было называть его? Может быть и меньше, и больше. Я считаю, что мы не можем доверять этой цифре.
– Вы видели фотографию двух женщин, которые сумели бежать из лагеря интернированных на Кипре? – сказал Вебер. – Я убежден, что они входят в эту группу, поэтому мы повсюду разослали их описание. Думаю, они покинули Кипр, почему бы нет? Галибу ведь это удалось. Кроме этого, нам известно о его подручном по имени Хамид, значит их уже четверо. Сверх того, к несчастью, сюда надо включить родственников Асада, их двое. Итого – шесть. Мы не можем исключать число семь, конечно, но мне кажется, ты прав, мы не знаем, сколько их, возможно, больше, – сказал Вебер.
Асад молчал. Перед глазами у него стояла мерзкая ухмылка Галиба. И что они могли сделать теперь? Они должны были любыми средствами искать эту сатанинскую группу, и Асаду было не важно, каким образом. Раньше он надеялся, что этот негодяй сделает какую-то промашку, но теперь стало ясно: Галиб намеревается уничтожить Марву и Неллу и ему трудно помешать.
– Мне не приходят в голову случаи, когда бы террористы-смертники называли свои имена ПЕРЕД совершением теракта, – продолжил Вебер.
Асад кивнул:
– Но вы поняли смысл этого сообщения? Все это чушь о мести европейским СМИ, потому что он обращается непосредственно ко мне. Для Галиба это игра кошки с мышкой. Но уж я позабочусь о том, чтобы получилось наоборот. Даже если это будет стоить мне жизни.
33
Александр
День шестой
Он ненавидит этот звук и всегда ненавидел его. Когда начинал звонить мобильник отца, ему и матери полагалось сидеть тише воды ниже травы.
– Разве я не говорил тебе, чтобы ты закрывал свой поганый рот, когда я говорю по телефону? – кричал потом отец, если он помешал ему во время разговора.
И начинал трясти сына, как будто такое физическое воздействие сделает мозг более восприимчивым к запоминанию или пониманию. Даже матери доставалось по большому счету, если где-то на кухне продолжало что-то гудеть или же радио незамедлительно не выключалось. Мобильник принадлежал ОТЦУ, разговор был ОТЦОВСКИМ. И ничто другое по важности не могло даже приблизиться к этому уровню.
Александр, став тинейджером, понял, что большинство отцовских разговоров по телефону не имели ни малейшего значения, а его отец был ноль без палочки, требовавший уважения к себе, которого никак не заслуживал. И сейчас мобильник лежал в коридоре на полке и издавал свои дурацкие звуки колокола Вестминстерского аббатства. Александр инстинктивно ежился, хотя голова, к которой обычно подносился этот телефон, лежала теперь с превратившимися в лед глазами в камере глубокой заморозки при температуре минус двадцать градусов.
Отец в последний раз был на работе четыре дня назад, и это, уж конечно, замечено. Если Александр будет вести себя неосторожно, он рискует увидеть на пороге дома кого-то из его коллег, который спросит, что же случилось. Было бы заманчиво наблевать на блестящие туфли этой канцелярской крысы и швырнуть ему в лицо правду, но допустить этого ни в коем случае нельзя, поэтому Александр встал. Он только что придумал новую стратегию, чтобы выиграть в раунде две тысячи шестьдесят семь, и сгорал от нетерпения опробовать ее, но разум победил.
– Я хотел бы поговорить с твоим отцом, – услышал он голос, когда взял мобильник.
– К сожалению, это невозможно. Мой отец переехал.
На другом конце наступила тишина, и Александр улыбнулся.
– Вот как… Странно, что он не сообщил об этом на работе. Когда это произошло?
– Четыре или пять дней назад.
– Ты не знаешь, у него появился другой номер телефона?
– Нет. Он просто уехал. У него есть где-то любовница, но больше я ничего не знаю. А что, он не приходил на работу?
– Нет, в том-то и дело. Прошу прощения, я говорю с Александром?
– Да.
– Я не узнал твоего голоса, Александр. Значит, ты не знаешь, где он сейчас находится?
– Нет, он просто взял да уехал. Совсем обалдел от своей новой. Мама думает, что они слиняли во Францию, где у той, кажется, есть квартирка.
– А с твоей мамой я могу поговорить?
Александр задумался. Надо же, хочет поговорить с ней, хотя только что услышал, что муж ни с того ни с сего ушел от нее. Вот поганец.
– Маме было бы неприятно говорить об этом. А кроме того, она уехала по делам фирмы. Я дома один, но я к этому привык.
Опять долгая пауза. Мужика словно мешком по голове стукнули.
– Да… спасибо тебе, Александр. Очень грустная новость. Передай привет маме и скажи, что мы вам сочувствуем. Когда узнаете, где находится твой отец, сообщите нам.
Александр, конечно, пообещал.
Он посмотрел на часы – двадцать минут десятого. По его подсчетам, через два часа до цели останется около пятидесяти раундов.
Через тридцать часов его мать откроет ключом дверь дома, первым делом увидит мобильник мужа, который заряжается на полке, куда она всегда кладет свои перчатки. Она удивится и позовет его. «ДОРОГО-О-ОЙ!» – прогремит по дому несколько раз, потом прозвучит ее раздраженный окрик. «Это наши серые будни», – скажет она.
Но в этом случае она феноменально ошибется.
Александр откинулся на спинку кресла и посмотрел в монитор. Это была безумная игра. Три часа он потратил на то, чтобы добиться последней победы, и теперь статистика показывала ему желтые, зеленые, красные и синие числа. Красивые цифры, внушающие большое уважение. Никто не сможет их повторить, в этом он был уверен. И пусть его одноклассники хвастаются, что посетили Мачу-Пикчу[46] и видели кондоров, летающих в лучах закатного солнца. Плевать он хотел на Мачу-Пикчу, Айерс-Рок[47], египетские пирамиды и всех тех девиц, с которыми они трахались в Париже, Амстердаме и Бангкоке. Никто из них никогда не сможет повторить того, что он только что совершил в этой игре, и никто