Что до тервингов, можно смело предположить, что они были прекрасно осведомлены о затруднительном положении Валента. Приграничные клиенты Рима хорошо понимали, что означает внезапное перемещение легионов от Дуная к реке Евфрат, – подготовка войск к войне с Персией. Одной из других особенностей приграничной зоны была скорость распространения информации, которая просачивалась как вода сквозь решето. Аммиан рассказывает одну знаменитую историю об алеманнах, которые первыми в 376 году заподозрили, что дальше к востоку от Дуная назревает конфликт – поскольку началось перемещение войск, стоявших близ их границ. Затем их подозрения подтвердил римский стражник алеманнского происхождения, который вышел в отставку и вернулся домой[188]. Но даже если кажется маловероятным предположение о том, что тервинги предугадали реакцию Валента с самого начала, есть два признака того, что у них были довольно смелые замыслы и они не планировали полностью покориться Риму, что являлось обязательным требованием со стороны империи по отношению к иммигрантам. По словам Аммиана, сперва готы попросили «часть Фракии» – не только потому, что там можно было не опасаться гуннов, но и из-за плодородной почвы. Как правило, иммигрантов разделяли на небольшие группы и направляли в выбранные Римом территории. У тервингов же, как мы видим, была более активная позиция.

Чтобы верно оценить это, необходимо учитывать общие закономерности экономического развития, действующие в самой империи и близ ее границ. Готы и другие германские мигранты III века переселились в Причерноморский регион, поскольку он являлся частью более развитой внутренней периферии Римской империи, где было много экономических преимуществ. И пока мигранты наслаждались новыми источниками благ цивилизации, Римская империя шла к более высокому уровню развития, предоставлявшему еще больше экономических излишков. Это богатство росло прямо перед глазами племен, обитавших в приграничных регионах империи, – в виде городов, укреплений, армий, даже вилл, которые, как мы видели, нередко привлекали к себе налетчиков. Сообщение Аммиана о мотивах готов – о том, что богатство Рима также повлияло на их расчеты, – отнюдь не лишено смысла и к тому же перекликается с данными о современных случаях миграции, в которых дело редко обходится без причин экономического характера, даже если иммигранты преимущественно пускаются в путь по политическим причинам и не по доброй воле. Это, разумеется, также означает, что в 376 году готы вовсе не были беженцами в привычном понимании этого слова, поскольку желание получить долю богатства Рима неминуемо должно было привести к длительному конфликту с империей, пусть даже Валент в тот момент был слишком занят войной с Персией, чтобы спорить с ними.

Второй признак того, что предводители тервингов лелеяли более честолюбивые планы и были прекрасно осведомлены о возможных последствиях, проистекает из их реакции на решение Валента впустить их, но не грейтунгов. Вместо того чтобы порадоваться своей удаче, они продолжили, как сообщает Аммиан, поддерживать связь с грейтунгами – с расчетом на возможные совместные действия в дальнейшем[189]. Это говорит о том, что вожди тервингов уже разработали более смелый план, в котором им могла понадобиться помощь второй группы, оставшейся в приграничной зоне. Что же до их устремлений… о них нам остается только гадать. Однако элита тервингов напрямую происходила от мигрантов III века, наблюдавших вынужденный уход римлян из их старой провинции в трансильванской Дакии. Это памятное обстоятельство, извлеченное из долгосрочного информационного поля вкупе с их собственным опытом пребывания в роли клиента Римского государства, вполне могло породить надежды на успех смелого предприятия и заставить тервингов летом 376 года обратить ищущий взор в сторону империи. Возможно, они представились беженцами в надежде, что в конечном итоге римляне точно так же уйдут из Фракии, оставив им плодородные земли, в которых уровень экономического развития был в целом выше, чем даже в приграничном регионе.

Поэтому неудивительно, что переговоры так затянулись. Переселение на территорию Римского государства, особенно если в ваши честолюбивые намерения отнюдь не входила полная покорность, было весьма опасным маневром. Армия Валента, возможно, и была в 376 году сосредоточена в другом месте, однако это она ушла не навсегда, а тервинги из первых рук знали о ее мощи – в 330-х годах Рим вынудил их покинуть соседние земли сарматов. Изредка их собственные отряды входили в римские войска, да и в 360-х годах единственным способом для готов избежать разгромного поражения стало бегство с поля боя. Все это еще раз подчеркивает, что их план обрести убежище в империи, несмотря на ее явные экономические преимущества, мог сработать только в том случае, если бы мигрантам удалось собрать серьезную военную силу. Без собственной армии у них не было ни малейшей надежды преодолеть военное сопротивление Рима, которое, разумеется, со временем бы началось. Мощь империи, таким образом, стала одной из основных причин, по которым миграционная группа приняла именно такой вид, и это полностью согласуется с другим ключевым положением компаративного изучения миграции.

Существующие политические структуры всегда являются ключевым детерминантом природы миграционной активности. Из-за сравнительно низкого экономического развития германских племен IV века их правители могли содержать профессиональное войско численностью всего лишь в несколько сотен человек. Силы такого масштаба не могли противостоять императору Рима, у которого имелась многотысячная армия, готовая в любой момент силой добиться выполнения «нормальных» правил иммиграции. Лучшее, на что могло надеяться небольшое войско переселенцев, – это возможность превратиться в запасной отряд римской армии, и некоторые из воинских объединений шли именно по этому пути[190]. Но для того чтобы у германских переселенцев в 376 году появилась надежда реализовать свой смелый план, вождям тервингов необходимо было вовлечь куда более широкий военный контингент готского общества – свободных граждан и зависимых от них вольноотпущенных, если мое определение двух больших групп населения, имевших воинский статус, верно. Впрочем, точные терминологические обозначения не так уж важны. Самое главное – им требовалось множество воинов, и так же, как и в III веке, это означало, что набирать войско необходимо было не только из специализированных отрядов.

В результате (и опять-таки, как и в III веке) участие в переселении женщин и детей было вполне логичным – они были семьями воинов. Готы 376 года, как и иммигранты из Польши к Черному морю в III столетии, не собирались возвращаться, поэтому вариант «оставить семьи дома, мало ли что» не мог даже рассматриваться. Семьи, оставшиеся без защиты, были бы слишком уязвимы перед рыщущими по стране гуннами. И, как уже отмечалось, в женщинах, как и в мужчинах, глубоко укоренилась привычка мигрировать – по памяти их не столь далеких предков. Текущий уровень экономического развития германцев не позволял правителям содержать достаточное количество профессиональных солдат, чтобы бросить вызов Римскому государству без участия более широких народных масс.