Я поверила почти всему, что говорила Офелия. Ну что ж, хотя бы какая-то часть оказалась правдой. Она действительно улетала в Штаты, чтобы скрыться от брата, но забыла сообщить, что берет с собой мою дочь и что Блейк — отец ребенка Лиззи.

Мне пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть от наплыва образов, которые мелькали в моей голове, как на прокручиваемой кинопленке: лицо Лиззи, когда она встретила Блейка на вечеринке Офелии, ее красивая одежда и новый макияж, ярость, когда я положила руку Блейку на рукав. Выходит, он и был тем таинственным мужчиной, которого Виктория видела в машине. Я подумала, что Офелии придется рассказать правду о преступлениях своего брата, и Лиззи будет раздавлена.

— Когда именно они уехали?

— Лиззи забегала попрощаться около четырех часов назад. Вскоре после этого приехала подруга, забрала ее, и они отправились сразу в аэропорт. Они так мило смеялись и болтали, когда уходили!

Я выскочила с сумкой в руках, каблуки гулко стучали по тротуару, но мне не пришлось бежать до конца улицы — объявление о продаже квартиры Лиззи было видно издалека. Вероятно, они уже были в воздухе. Когда Виктория летала в Лос-Анджелес два года назад, прямой рейс длился всю ночь, но с тех пор, наверное, скорости увеличились.

Они «смеялись и болтали», это хоть как-то меня успокаивало.

Когда Нейтан вернулся с конференции, он не слишком удивился и расстроился меньше, чем я ожидала. Он спокойно выслушал мой рассказ о случившемся и сказал, что Лиззи не захочет быть с Блейком, когда ей станет известно о его прошлом. Узнав, что Лиззи беременна, Офелия сразу выложит правду — как будущая тетя ребенка она почувствует ответственность. Она была добра к нашей дочери и из лучших побуждений предложила ей сбежать. Лиззи использовала этот шанс, ведь ее мечта, ее сладкий сон мог стать явью. Но после сна всегда наступает пробуждение. Нейтан был уверен, что она вернется, как только родит ребенка.

Я слушала молча и понимала, что чувствовала моя дочь. Она стремилась к свободе и приключениям, как я могла ее не понять? Я тоже тосковала по этому. И у меня были мечты, пусть и неосуществимые. Теперь Лиззи была далеко, и все мои старые раны открылись. Она уехала так внезапно, что мне казалось, будто из моего тела грубо вырвали какой-то жизненно важный орган.

Мои веки опухли от слез, но Нейтан был настроен философски и сказал, что нужно просто подождать. Он казался невозмутимым, а мое сердце разрывалось на части.

Я не могла рассказать Нейтану о Ван Гоге ни сейчас, ни когда-либо еще — я хранила чужой секрет. Риск был слишком велик. Узнав эту новость, Нейтан мог передать ее полиции. Никому не было известно о картине, пока не появилась Офелия, — никому не следовало знать о ней и теперь. Так было безопасней всего. Я хотела вернуть ее при первой же возможности.

Джуди и инспектор Уэйнрайт избавили меня от поездки в полицейский участок Мелкшема и явились сами. Мы сидели в гостиной — Джуди рядом со мной на диване, а инспектор втиснулся в кресло напротив. Он не извинялся, но его неловкость была ощутима, и он старался закончить побыстрее. Вина Блейка не вызывала сомнений. Он был задержан по обвинению в совершении насилия в отношении меня. Пригодились и записи Офелии, и ее альбом с вырезками, а также жесткий диск ноутбука Блейка, на котором сохранилась история его поисков информации о воздействии циталопрама и о том, как совершают ампутации.

Уэйнрайт подозревал, что орудие убийства было выброшено в реку. Его пока не нашли, но ДНК Блейка обнаружили на разложившемся биоматериале в машине Люка. Вот так они назывались теперь, пальцы Кэрол и рука Брайана, — разложившийся биоматериал, который после экспертиз возвращают ближайшим родственникам или утилизируют. Меня переполняли горечь и сожаление. Больше всего на свете мне хотелось попросить прощения.

Инспектор Уэйнрайт поднялся. Предстояло еще связать концы с концами и расследовать прошлые преступления Блейка, но этим уже занимались другие люди. Он дождался подтверждения от Королевской прокурорской службы и теперь мог сообщить, что залог с меня снят и я окончательно свободна. Его рукопожатие было удивительно слабым для такого крупного мужчины. Джуди тепло обняла меня, и они ушли.

Оскар сидел в постели, когда я навестила его в больнице неделю спустя. Он выглядел похудевшим, но выздоравливающим, и улыбнулся мне, хотя я сомневалась, что он помнил ночь своей госпитализации.

Возле его кровати сидела пожилая пара лет семидесяти пяти или старше, оба в мягких бежевых пальто из верблюжьей шерсти. Их внешний вид бросал вызов возрасту и говорил о богатстве и благополучии. У обоих был ровный загар и ослепительные улыбки.

Женщина поднялась с места. Она была высокой и голубоглазой, с зачесанными назад платиновыми волосами. Толстые золотые браслеты скользнули по ее руке, когда она крепко сжала мои ладони в своих. От нее тоже пахло фрезиями.

— Офелия сказала, что вы зайдете. Ей пришлось улететь в Штаты по срочному делу, но вы, вероятно, это знаете. — Она улыбнулась. — Мы заберем нашего внука с собой, когда он поправится.

Хватка этой женщины была как тиски, ее кольца впились мне в пальцы. Я высвободила руки.

— Где вы живете?

— В Чикаго. Мой муж — профессор искусств в университете.

Версия Блейка об их с сестрой происхождении оказалась правдой. Офелия, конечно, понимала, что я узнаю об этом, когда приду навестить Оскара, но ничего не имела против, потому что я обещала принести то, что ей было нужно.

— С Оскаром все будет хорошо, моя дорогая. — С близкого расстояния были видны глубокие морщины вокруг ее глаз, замазанные тональным кремом. Она потрепала меня по руке. — Он, вероятно, поживет со своим отцом, пока Офелия к нам не присоединится. Дэн будет в восторге, он охотно участвует в воспитании Оскара.

Студент-искусствовед из Беркли оказался заботливым отцом. Это было подтверждением, если мне еще требовались подтверждения того, что Офелия солгала о происхождении Оскара с той же легкостью, с какой лгала о своем собственном. Должно быть, она надеялась, что история об инцесте пробудит во мне жалость и я отдам ей картину, которую она попросила. К тому же это был еще один удар по ее брату. Они оба играли правдой, как в шахматы, и Офелия выиграла. Или думала, что выиграла.

— Она просила меня привезти для Оскара несколько картин, — сказала я.

Глаза пожилой женщины сверкнули, как сапфиры.

— Ах да, дорогая, она говорила, что вы их сюда забросите. Отдайте Теду, он прибережет их до отъезда. Они здесь, с вами? Сейчас? Во-от, хорошая девочка.

Я представила, как она разговаривала со своими детьми. Наверное, так, как сейчас со мной. Так же цепко держала их за руки и указывала, что им делать. Неудивительно, что Офелия хотела сбежать, что она постоянно лгала. Труднее было понять, почему Блейк стал преступником, но опытный психиатр сможет разложить все по полочкам: подавляющий родительский контроль или, напротив, полное пренебрежение воспитанием, слишком далеко зашедшее соперничество между братом и сестрой, изъян в ДНК. На установление диагноза, вероятно, уйдут годы, а на лечение — еще больше.